Беда современной техники боя быков в том, что она чересчур совершенна. Матадор работает настолько близко к животному, настолько медленно, незащищенно и неподвижно, что добиться такого можно разве что с быком, выращенным чуть ли не под заказ. Таким образом, если подобный эффект необходимо демонстрировать раз за разом, надо либо иметь сверхгениального матадора вроде Хоселито или Бельмонте, которые способны покорить любого быка за счет глубоких познаний, защититься благодаря собственной исключительной реакции и применить технику при всяком благоприятном случае, либо выращивать быков под строго специфические требования. Современные тореро, за возможным исключением трех имен, или просто ждут быка своей мечты, или вовсе отказываются иметь дело с трудными породами, а переключаются на быков «под заказ».
На ум приходит коррида с вильярскими быками, что имела место в Памплоне в 1923-м. Идеальные были быки, храбрецы хоть куда, прыткие, свирепые, непрерывно атакующие, никогда не сидящие в обороне. Крупные, но не до тяжеловесности, с рогами на загляденье. Вильяр разводил великолепных быков, но у матадоров они были не в чести. Все качества отменные, слов нет, но как-то даже чересчур. Племенных быков и телок продали кому-то еще, и этот человек взялся выращивать экземпляры «заниженной качественности», чтобы они лучше подходили матадорам. В 1927-м я увидел первые образчики его продукции. Быки смотрелись как вильярские, только поменьше росточком, не такие рогатые, хотя вполне себе храбрые. Через год они вновь уменьшились, изрядно потеряли в рогатости и храбрости. К прошлому году еще больше скукожились, рога почти прежние, зато от храбрости не осталось и следа. Исходная изумительная порола боевых быков, намеренно доведенная до дефектности, вернее, ослабленная ради обретения популярности среди матадоров и конкуренции с «заказными» саламанкскими быками, была, по сути, сознательно истреблена.
Проведя известное время на корриде, увидев, какими бывают бои, человек рано или поздно занимает в их отношении строго определенную позицию. Либо ты голосуешь за настоящих быков, за бой на всю катушку и надеешься, что вырастут-таки тореро, умеющие драться технически, как, например, Марсиаль Лаланда, или явится миру великий матадор типа Бельмонте, позволяющий себе поломать старые правила, — либо ты приемлешь нынешнее состояние этой профессии, знакомясь с тореро и перенимая их точку зрения; в жизни всегда найдутся веские оправдания для неудачи. Поставь себя на место тореро и, как они, смирись с их провалами, вслед за ними жди быка-мечту. Однако стоит лишь пойти на это, и ты разделяешь вину со всяким, кто живет за счет корриды и уничтожает ее; мало того, ты виновен вдвойне, ибо платишь денежки, чтобы ее уничтожили. Ну хорошо, и что же делать? Плюнуть и вообще больше не появляться на трибунах? Можно, конечно, но это во вред себе. До тех пор, пока извлекаешь удовольствие из праздника, у тебя есть все права на него ходить. Можешь протестовать, агитировать, убеждать других, до чего они тупы, но это мартышкин труд, хотя протесты необходимы и полезны на арене. Есть, правда, одна вещь, которую ты можешь сделать, и это проведение границы между хорошим и плохим, приветствие нового, только не в ущерб твоим принципам. Ты можешь по-прежнему ходить на бои, пусть они и далеко не совершенны; главное, никогда не аплодируй плохому. Ты, будучи зрителем, должен демонстрировать уважение к доброй, честной работе, которая нужна как фундамент, пусть в ней и нет филигранности. Ты должен быть признателен за грамотного подготовку и каноническое убийство быка, с которым в принципе невозможно показать гениальный бой. Тореро лишь недолго может стоять выше своего зрителя. Если публика предпочитает трюки, вскоре она их получит. Если мы хотим видеть по-настоящему славного тореро, да чтоб он еще оставался честным, искренним, без всякого трюкачества и мистификаций, то среди зрителей должно найтись ядро, ради которого он и будет выкладываться. Если это звучит уж слишком в духе программы «Общества христианских усилий», то позвольте добавить, что я твердо верую в метание подушечками всех весов и размеров, кусками хлеба, апельсинами, овощами, трупами мелкой живности в ассортименте, включая тухлую рыбу, и, буде возникнет такая надобность, даже бутылками (только не в голову тореро); а заодно я верую в поджог всей арены, если протест чисто декоративными средствами не возымеет действия.
Одна из острейших напастей испанской корриды — это не продажность обозревателей, кто хотя бы на время может сделать имя матадору, разместив соответствующие заметки в ежедневных мадридских газетах, а тот факт, что, получая деньги от матадоров, они отражают только их взгляды. В Мадриде им не разойтись столь уж сильно в пользу того или иного матадора, так как читающая газеты публика, или хотя бы важная ее часть, сама видела эти бои, чего не скажешь про сообщения из провинции, которые могут подвергаться изрядной правке. Все свое влияние, все свои толкования, весь свой критицизм в адрес быков и тореро эти газетчики подстраивают под точку зрения матадора, который через ассистента-шпажиста прислал им конвертик с сотенной или двухсотенной бумажкой, не забыв вложить и визитку. Такие конверты заносят «корридоведам» от каждой без исключения газеты в Мадриде, ну а суммы варьируются в зависимости от значимости издания и автора заметок. Их принимают даже самые честные и грамотные критики, от которых никто и не ждет, что они возьмутся превращать катастрофу в триумф или искажать истину в пользу какого-то матадора. Это просто комплимент от тореро. В конце концов, не будем забывать, что речь идет о стране чести. Но поскольку львиная доля денег на жизнь этих критиков поступает от матадоров, они придерживаются их точки зрения, стоят на страже их интересов. Очень простая арифметика, тем более что жизнью рискует-то матадор, а не зритель. Хотя если публика перестанет настаивать на игре по правилам, на сохранении стандартов качества, на борьбе со злоупотреблениями, а уж тем более перестанет платить, в самом скором времени профессиональная коррида исчезнет вместе с матадорами.
Бык — это та составляющая часть всей фиесты, которая определяет уровень ее здоровья. Если публика, в лице индивидуального платящего зрителя, потребует славных быков, которые достаточно крупны, чтобы бой получился серьезным, которым от четырех до пяти лет, чтобы Они были зрелыми и могли выдержать все три акта корриды; совсем не обязательно, чтобы они были огромными, тучными или с гигантскими рогами; нет, пусть это будут просто физически здоровые и зрелые животные; так вот, тогда скотоводы будут выпасать быков на лугах столько, сколько надо, а уж матадорам придется самим подстраиваться и учиться, как совладать с такими быками. Возможно, в течение этого периода будут иметь место неудачные бои, которые приведут к отсеву плохо подготовленных тореро, однако сама фиеста только выиграет. Бык — основной элемент этого праздника, и самые высокооплачиваемые тореро непрерывно пытаются просаботировать именно быков: хотят, чтобы их выращивали поменьше размером, с рогами покороче, и чтобы на бой их посылали как можно моложе. Такие условия могут налагать лишь те, кто занимает самую вершину. Крупные быки, от которых отказываются «звезды», достаются неудачливым и начинающим тореро. Вот чем объясняется непрерывно возрастающая смертность среди матадоров. Чаще всего погибают середнячки, новички и несостоявшиеся артисты. А гибнут они оттого, что пытаются применить — ведь этого требует публика! — технику «звезд». На жизнь-то надо зарабатывать. Но это они вынуждены делать с быками, от которых отказались — или наверняка откажутся — первые имена из-за слишком высокой опасности и невозможности показать класс. Вот из-за чего мы видим столь много ранений и катастрофических неудач среди наиболее многообещающих новильеро, хотя в конечном итоге обязательно появятся великие мастера, нельзя только прерывать и выхолащивать период их обучения. Молодой тореро, который выучился сражаться с годовалыми телятами, кого тщательно оберегали, подставляли лишь совсем юных животных, может оказаться совершенно беспомощен против крупного быка. Все равно что научиться стрелять по мишеням, а потом выйти на охоту против опасного хищника — или оказаться на войне, когда в тебя самого палят почем зря. С другой стороны, ученичество с годовалыми быками прививает чистоту стиля, после чего можно заняться полировкой техники, а затем и узнать настоящего быка в ходе адской игры с громадинами, с забракованными, порой действительно некондиционными, жутко опасными быками, с которыми ученик сталкивается на новильядах, если только не находится под крылом одного из мадридских импресарио; подобная школа была бы идеальной для тореро, если только энтузиазм и храбрость не вытекут из него вместе с кровью.