— Что значит пропала? — оторопел Таврин.
— Не знаю, нет ее там… — Голос еврейского боевика дрожал от волнения. — Она не должна сбежать, Иван, и следов драки там нет…
— Вот черт… Ты хорошо все осмотрел?
— Да… Там лунка между плитами…
— Испугалась? Куда-то забралась, когда мы эту парочку резать начали? — предположил Януш, вырастая у Юзефа за спиной. — Слушай, Иван, она не должна предать. Может, что-то в голове заклинило?
— Ладно, нет у нас времени, — скрипнул зубами Иван. — Юзеф, еще раз осмотрись. Остаешься с этой стороны, с нами не пойдешь. Твоей выразительной внешностью только фрицев пугать… Следи за воротами. Кто появится, принимай меры, только не стреляй, а то весь район всполошишь…
— Это какие меры, если не стрелять? — озадачился Юзеф.
— Ну, не знаю. Сам придумай, ты же сообразительный… Все, оставайся, ищи Тельму. Совсем будет плохо — тогда пали, отвлекай внимание…
Трое мужчин и женщина сгрудились у ворот. Калитка оказалась запертой изнутри, оставалось воспользоваться только воротами. Двое приподняли за низ массивную конструкцию, чтобы не скрипела, остальные осторожно стали откатывать. Тридцать сантиметров — достаточно, чтобы протиснуться… Четыре тени, на цыпочках пробежав через двор, припали к цоколю в районе крыльца. Двор не освещался, здание тоже. Особняк был действительно с историей. Красный кирпич, резные элементы в стенах, вытянутые фигурные пилястры по всей высоте. Особняк небольшой, но слеплен на совесть. И, очевидно, качественно освящен попами — ни один снаряд не попал…
Иван всматривался, присев за крыльцом. Ступени, перила, зарешеченное оконце в двери, над дверью лампа в мутном плафоне, в данный момент не работающая. И это правильно, незачем манить на свет посторонних…
Он отыскал руку Маши. Она подрагивала, от кожи, обрастающей мурашками, веяло холодом. Она не вырвала руку, даже поднесла вторую — такую же ледяную.
— Ты уверена, что хочешь это сделать? — прошептал он.
— А что еще остается, Вань? — Она волновалась, но держала себя в руках. — Ты знаешь другой способ попасть в здание?
— Хорошо, иди. Мы рядом.
— Я знаю…
Маша заранее, как могла, привела себя в порядок. Очистила грязь, спутанные волосы убрала под пилотку. Она осторожно поднялась на крыльцо, развязывая тесемку накидки, аккуратно пристроила за плечами капюшон. Электричество в здании работало — очевидно, все запитывалось от армейского генератора. Прозвенел звонок, сообщая о прибытии посетителя. В здании затопали, в коридоре загорелся свет. Отомкнулось и отъехало окошко — тусклый свет полился из узкого отверстия. Взору караульного предстала нахмуренная женщина в форме. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
— Хайль Гитлер, фрау… — неуверенно пробормотал караульный.
— Хайль Гитлер, — раздраженно бросила Мария. — Почему так долго не подходите? Спите, воины?
— Никак нет, фрау… — Человек за дверью замешкался, погоны офицера женского пола скрывали крылья накидки.
— Марта Готтберг, — Мария извлекла «просроченное и засвеченное» служебное удостоверение, продемонстрировала, не слишком приближая к окну: — Пятый отдел Варшавского управления СД, выполняю распоряжение оберштурмбаннфюрера Германа Рихтера. Проверка несения караульной службы. У вас находятся важные заключенные, которых к утру, когда появится транспорт, мы собираемся вывезти за пределы Варшавы.
— Да, фрау, их было четверо, теперь трое… — донесся глухой голос человека за дверью.
Почему трое? Какие четверо? Впрочем, неважно, разберемся… Иван напрягся, приготовившись махнуть через ступени.
— Есть угроза проникновения вражеских диверсантов, — говорила Маша, и он не узнавал ее голос. — Открывайте немедленно, солдат, чего вы ждете?
Отомкнулись запоры, заскрипела железная дверь. Обрисовался силуэт военнослужащего в стальном шлеме. Автомат, патронташ, подсумок, все как положено. И все же он удержался, не бросился вверх. Жестикулировал своим — минутку, мистеры и панове… Затем посторонился, пропуская «проверяющую». Мария нарочно задержалась в проеме — чтобы не захлопнул дверь. Да и лезть в освещенную зону было глупо — если он внимательно ее рассмотрит, возникнет парочка неудобных вопросов…
— Сколько человек охраняет здание?
— Нас девять, фрау офицер… Двое снаружи, они должны были вас пропустить…
— Да, они пропустили. Дальше!
— Начальник караула шарфюрер Вольтке, он сейчас отдыхает, я его подниму. У него отдельное помещение, это третье по коридору…
— Успеется, солдат, дальше.
— Трое отдыхают в караульном помещении — они недавно сменились. Это вторая дверь слева. Еще двое — роттенфюрер Бурге и штабс-ефрейтор Шульц — несут службу внизу. Лестница вниз — в конце коридора…
Ну все, достаточно! Мария что-то просигналила, отставив назад руку, и Иван на цыпочках взлетел на ступени, убедившись краем глаза, что товарищи гуськом повторяют его движения. Она посторонилась, почуяв за спиной дуновение ветра, и он просочился в образовавшуюся щель, стиснув рукоятку ножа. Попятился молодой эсэсовец, страх блеснул в глазах. Закричать он не успел, подавился, когда окровавленное лезвие вошло в брюхо. Иван зажал ему рот ладонью, схватил за ворот. Глаза караульного лезли из орбит, он багровел, наливался кровью. А лезвие ножа проводило в организме свою разрушительную работу, пока у солдата не подкосились ноги и он упал. Опасно, черт возьми! Начальник караула и отдыхающая смена могли слышать голоса в коридоре. Януш с Кемблом уже были здесь, прижались к стене. Маша перевела дыхание, вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.
— Умница, девочка, — прошептал Иван. И хрипло выдавливал дальше: — Джерри, дверь закрой, только не греми засовом… И давай туда, — показал он на третью дверь. — Там унтер, ты должен справиться… Не стреляй, постарайся тихо, ножом… Януш, за мной, тоже не стрелять…
Отдыхающую смену вырезали с особой жестокостью. Не та публика, с которой разводить церемонии и объяснять мотивы. Обитатели особняка в каком-то бывшем складе или гардеробной все ненужное сдвинули в угол, поставили три солдатские койки, стол, стулья, примитивную пирамиду для автоматов. На столе теснились кружки, термос, остатки какой-то трапезы, замусоленная брошюра, валялись ключи — связка побольше и связка поменьше. Двое не спали — светловолосые, накачанные, молодые — как и положено представителям высшей расы, ведущей к высотам цивилизации прочие недоразвитые народы! Голоса за дверью слышали и приготовились к визиту обладательницы женского голоса. Но вошел мужчина — злой и решительный. Одному подножку — и он хлопнулся поперек кровати. Второго ножом по горлу — пусть хрипит и качается, закричать все равно не сможет. Третий выругался, метнулся к пирамиде с оружием, но сам же споткнулся и упал, не добежав. Иван расправился с ним — безжалостно и быстро, хватило двух ударов по горлу. От усталости и напряжения переломилось лезвие, да и шут с ним… Вскочил первый — тот, что рухнул поперек кровати. Исторг что-то низкое, горловое. Ковальскому понравилось, что недавно проделал Иван, — и он лихо метнул в него нож! Самое поразительное — что попал, правда, рукояткой. Последняя со всей дури ударила в лоб. Бросок был настолько силен, что на лбу рассеклась кожа, и мгновенно, словно лампочка, вспыхнул синяк. Эсэсовец повалился обратно и пока соображал, что произошло и на каком он свете, Ковальский уже начал его душить. Шея у солдата была тоньше, чем у часового на воротах, да и сам он пребывал в мути — дело не затянулось. Тряслись ноги, замедлялась амплитуда движений…
