Да и черт с ней! Пока ни в коем случае нельзя прерывать связь со временем, в которое Люсьена попала благодаря этой толстухе, необходимо узнать все до конца!
И снова перед ней возник двухэтажный домик, за которым наблюдал Павел Мец: домик, где жила постаревшая, одинокая Тамара Морозова.
Нет! Она здесь уже не живет, она погибла. Ее убили. Кто?
Тоня, вся в слезах, прячется за забором, глядя на Женю и какого-то парня в форме лейтенанта милиции. Женя повзрослела, похудела, вид у нее измученный, и все силы словно бы выпиты из нее кем-то более могучим, чем она… Отцом, встрепенулась было Люсьена, но тотчас почувствовала: нет, Женя их недавно на что-то отдала, отдала добровольно, Люсьена не знает на что, но чувствует, что Женя и сама об этом забыла, для нее это неважно! Ее сила действует как бы сама по себе, а если и подчиняется, то душе Жени, велениям ее сердца, а не рассудку. Нет ничего более бессмысленного, чем такая сила, и нет ничего более неодолимого – так считала Люсьена. Это как река, как Амур, на который даже ей страшно смотреть…
Однако нельзя отвлекаться!
Сейчас Женя потрясена страшной вестью о том, что Тамару убил Мишка Герасимов. Женя в это не верит и пытается убедить в этом своего спутника, этого лейтенанта. Его зовут Вадим Скобликов, он давно и безнадежно влюблен в Женю, и при виде его Люсьена едва не захлебнулась ненавистью. Это была не ненависть Антонины: Антонина всегда относилась к Вадиму очень хорошо! – эта ненависть родилась в самой Люсьене! Но что же такого, вызвавшего эту неистовую ненависть, мог совершить этот лишенный каких бы то ни было особенных сил, лишенный даже намека на тайное могущество человечек, этот мент Вадим, чтобы Люсьена, увидев его впервые, вдруг так возненавидела его?..
Но она чувствовала, что разгадка близка, и, сдерживая нетерпение, продолжала вслушиваться в разговор между Женей и этим лейтенантом.
Итак, Женя не может поверить в то, что Мишка Герасимов убил Тамару. Вадим же настаивает на этом, потому что Мишка сам явился в отделение и признался в убийстве. А потом ни с того ни с сего бросился бежать и был убит сопровождавшим его милиционером, который, правда, уверяет, что стрелял по ногам, а попал в голову.
«Да не ты попал в голову, мазила! – ухмыльнулась Люсьена. – Это отец попал твоей рукой туда, куда и намеревался!»
Вадим показывает Жене стихи, написанные Мишкой, – такие же нелепые, как все, что он писал о своей любви:
Когда-нибудь найдет она листок и прочитает
Набор таких простых и откровенных слов.
Когда-нибудь – случайно, может быть! —
она узнает,
Она узнает про мою любовь.
Я для нее всего лишь неудачник,
Хвастун, глупец и даже идиот.
Безумная любовь моя – пустяк пустячный.
Для Женьки в счет все это не идет.
А я бы повернул, клянусь, обратно
Амура бег, чтоб Женьку поразить!
Она уехала куда-то невозвратно
И не узнает, как я б мог ее любить!
Женя страшно побледнела, едва не лишившись чувств, но справилась с собой – и вдруг пристала к Вадиму с неожиданным и, по его мнению, дурацким вопросом:
– Где ручка, которой это написано?
Люсьена скрипнула зубами. Только дураку этот вопрос может показаться дурацким, а она-то знала: Женя уже видит суть того, что произошло!
– Да не было никакой ручки, – бормочет Вадим, но, не в силах противиться Жене, приводит ее на место убийства. Здесь-то их и видит Тоня, которая поджидает Сашу, уверенная, что он обязательно приедет, узнав, что Тамара Константиновна погибла. Но Саша приедет позднее, а в эти дни он лежит в каком-то нанайском стойбище тяжело раненный…
Люсьена почувствовала, что к этой ране имел какое-то отношение отец… по его приказу какой-то узкоглазый человек стрелял в Сашу, однако тот остался жив…
За что, за что отец так ненавидел этого мальчишку? Почему желал ему и Жене самых страшных страданий перед тем, как убить их?
Опять мелькает слово «гроза», это странное, пугающее, обессиливающее слово…
Люсьена стиснула трясущиеся от нетерпения руки, чувствуя, что и сама-то слабеет, а Антонина вообще на грани обморока. Она еле дышит, рванула с шеи ожерелье, словно то ее душило… Как бы не замучить ее до смерти, она еще может пригодиться!
Но теперь, когда ответ на главный вопрос так близок, остановиться уже невозможно, и Люсьена снова нырнула в память жертвы.
– …Жень, – бормочет Вадим, стоя у калитки, – в доме всё в крови. Может быть, тебе лучше туда не ходить?
– Я туда и не иду, – говорит Женя, разглядывая затоптанный снег.
Потом она начинает шарить в сугробе и достает оттуда ручку! Тот самый «Паркер» с золотым пером, который Люсьена велела передать отцу. И Люсьену словно разрядом электрическим пронзает: теперь она понимает, для чего отдавала Мишке такой странный приказ! И понимает, что тот его все же выполнил. Передал ручку Павлу Мецу.
Да, передал. Передал, потом пошел признаваться в убийстве – и сам был убит. Однако почему ручка валяется в сугробе?..
– Значит, Мишка ее здесь потерял, когда сдаваться пошел, – предполагает Вадим.
– Это не Мишка потерял, – возражает Женя. – Это тот потерял, кто тетю Тому убил. Хотел себе забрать… но он очень устал после убийства… он здесь поскользнулся, упал… не заметил, как потерял ручку. Потом, конечно, спохватился, но возвращаться побоялся. А ручка ему нужна. Именно эта ручка! И это он вызвал меня телеграммой!
Тоня и Люсьена напряженно вслушиваются в этот разговор, и обе наконец понимают, что телеграмма с сообщением о смерти Тамары Морозовой была отправлена Женьке в Совгавань, в редакцию газеты, где та работала, еще за сутки до убийства! Значит, отправить ее мог только убийца, готовивший свое преступление. Однако это не Мишка Герасимов.
Тоня не понимает, почему Женя так уверена в этом, да и зачем убийце спешить с телеграммой, и Вадим не понимает, а вот Женьке все ясно. И Люсьене ясно. А еще ей ясно, что эта самая Женька, хоть и слыхом не слыхивала о буржуазной псевдонауке (ну да, конечно!) психометрии
[2], все же владеет ею практически в совершенстве.
Может быть, даже совершенней, чем сама Люсьена. Она понимает это, и зависть, внезапно вспыхнув, причиняет ей почти физическую боль.
– Он не хотел ждать, – говорит в это мгновение Женя. – Он слишком долго ждал. Он больше не может ждать. Он хочет уехать и поскорей увидеть свою дочь.
