Он работал споро и через несколько минут разогнулся, держа залубенелый дерюжный мешок с дыркой на боку.
– Вот отсюда косточка и выпала, – удовлетворенно сказала Лиза. – Развяжем? Сверим список похищенного со списком найденного?
– Фантастика! – почти простонал Комаров, не без усилия развязывая смерзшийся узел на мешке. – Ну, пиши тогда.
Лиза достала из сумки блокнот, ручку и начала писать:
– Итак, пункт первый в иске найденного – бедренная кость левая, подл. Пункт второй?
– Череп, – продемонстрировал Комаров, и Лиза записала, вслух диктуя себе:
– Череп чел., подл.
Через несколько минут новый список был готов. Кости сохранились довольно хорошо, резиновые муляжи превратились в почти бесформенные, но все же вполне опознаваемые комки, так же, как и содержимое разбитых лабораторных банок, из которых вытек спирт. Этот список почти полностью совпадал со старым – отсутствовал только один предмет, который в перечне похищенного значился как «кисть левой руки (запястье и ладонь, подл.)».
– Значит, им была нужна именно рука Геца фон Берлихингена, – пробормотала Лиза, и Комаров в очередной раз вытаращился на нее:
– Что?!
– Да ничего особенного, дорогой Леонтий, – задумчиво сказала Лиза, – просто пришла пора платить по долгам!
Хабаровск, 1983 год
Сергеев оказался на высоте: молод, пылок, силен и неутомим. Быстро кончал, но и восстанавливался быстро. Такие мужчины особенно откровенно открываются в моменты оргазмов, и теперь Люсьена знала о Морозове все, что знал о нем его ученик. Правда, сначала его воспоминания расплывались: их прерывали картины жизни самого Сергея Сергеева, а это не слишком-то интересовало Люсьену. Ей мешало постоянное мелькание нервного, испуганного лица какого-то мальчишки лет семи, худого, бледного, в поношенном пальтеце, который помогал невзрачному, неряшливо одетому мужчине спускаться по скользким, обмерзшим ступенькам от двери с табличкой «Городской морг». Мужчина трясся и всхлипывал, что-то бормоча, а Сергей – тоже семилетка, притаившийся за сугробом и следивший за бледным мальчишкой, чтобы за что-то набить ему морду, – вслушивался в его слова и дрожал от ужаса. Но сейчас Люсьене было мало дела до детских страхов Сергея: она, как пчела мед, высасывала из него сведения о Морозове.
Сергей знал, что тот не любит свою жену: впрочем, все студенты это понимали и называли Антонину «какая-то тюха». А вот о дочери его они имели самое высокое мнение! Она была красавица, училась в Школе милиции и заочно – на юридическом факультете. Люсьена восприняла эту информацию с презрением и насмешкой, однако ее уязвила робкая нежность, с которой Сергей вспоминал об этой девушке. Ее звали Елизаветой, Лизой, и Люсьена вспомнила, что это имя часто встречалось ей в воспоминаниях отца и почему-то много значило для него – так же, как слово «гроза». Вряд ли это была та самая Лиза, ибо дочь Морозова родилась после смерти Павла Меца. Ничего, рано или поздно она узнает и тайну этого имени! Углубляться в детали отношения Сергеева к Лизе Морозовой Люсьена не собиралась, так же, как в его детские воспоминания: она не сомневалась, что сможет одолеть любую, самую сильную страсть, не просто юношеское увлечение какой-то девчонкой, – однако сейчас ей нужен был отец этой девчонки, ей нужно было как можно ближе подобраться к Морозову – хотя бы тропами чужих воспоминаний.
Люсьена страстно желала этого не только затем, чтобы как можно больше узнать о человеке, которого собиралась убить со всей изощренной жестокостью. Она любила разнообразие в постели и хотела сейчас на месте Сергея вообразить Александра Морозова, хотела мысленно и чувственно слиться с этим человеком, зная, что в момент ее оргазма он должен будет испытать сильнейшее сексуальное возбуждение и даже увидеть ее образ в своих распаленных страстью грезах. Люсьена хотела стать женщиной его мечты – тогда, встретившись с ней наяву, Морозов сдастся с тем большей легкостью, чем сильнее будет возбуждено его либидо! Ей не раз приходилось проделывать такое с мужчинами, техника была отработана до мелочей, однако, к своему изумлению, Люсьена не смогла вообразить даже лица Морозова, не только его самого – в своих объятиях! При попытке проникнуть в его чувственность через чувственность Сергея словно бы непроницаемая стена встала перед ней, а перед этой стеной, охраняя ее от «бомбардировки» нервными импульсами, которую попыталась предпринять Люсьена, вдруг возникли призрачные образы молодых мужчины и женщины. Мужчина очень напоминал Морозова своими нахмуренными бровями; женщина была тонкая, русоволосая, зеленоглазая, с родинкой в уголке рта.
Эти два призрака смотрели на Люсьену с такой ненавистью, что она ощутила страшный удар по нервам. Все тело ее словно бы опутала раскаленная колючая проволока. Она почти лишилась сознания от страха и боли, ее били судороги, которые самонадеянный любовник принял за сокрушительный оргазм. А Люсьена поняла, что Морозов защищен неведомыми силами настолько надежно, что через эту защиту ей не пробиться. Отчего-то показалось, что эти двое – хмурый мужчина и зеленоглазая женщина – ненавидели не только ее, но и ее отца и имели какое-то отношение к его смерти. Уж не их ли разглядела она, когда с болью наблюдала сцену его убийства?..
Призраки бледнеют и исчезают, если их не вспоминать. Но, судя по четко очерченным образам этих двоих, их вспоминают часто! Их вспоминает Морозов, их, конечно, вспоминает его сестра, их, возможно, вспоминает дочь Морозова, а она, эта Лиза, не может быть такой простушкой, как его мать, ведь она – дочь своего отца! Люсьена поняла, что ей ни в коем случае нельзя встречаться с ними в открытой схватке, как она намерена была поступить раньше. Нет, она сама – она лично, непосредственно! – не должна приложить свои силы к их убийству. Это сделают другие – под ее влиянием. А если она случайно встретится с кем-то – самим Морозовым, Евгенией или Лизой, – пока нужно закрываться от них изо всех сил, изо всех своих возможностей. Для нее пока доступны только Антонина и Вадим – но для начала этого достаточно!
А впрочем, несколько приободрилась Люсьена, если ей удастся завладеть тем, что она видела в кабинете учебных пособий, очень может быть, что силы ее умножатся, и тогда…
Поглощенная обдумыванием своих планов и грядущих действий, Люсьена ловила энергию для просветления мыслей в плотском наслаждении. Она была ненасытна, однако Сергей уже изнемог. Но ей нужно, ей необходимо было его сознание! Люсьена продолжала ласкать любовника так изощренно, что даже его измученное, почти бесчувственное тело судорожно реагировало на эти ласки, высвобождая сознание, по запутанным тропам которого алчно металась Люсьена. Она не единожды в жизни практиковала тантрический
[9] секс, хотя из всех его тонкостей следовала только одному правилу: восприятию секса как медитации. Ее умение проникать своими мыслями в чужие воспоминания во время слияния и взаимодействия двух тел возрастало в разы, достигая почти запредельной высоты в момент ее, именно ее оргазма, однако не всякому партнеру удавалось ее удовлетворять, а тратить свои магические силы на то, чтобы придать партнеру особую сексуальную мощь, Люсьена не хотела, считая это расточительством. Поняв, что ничего нового о Морозове Сергей сообщить ей не может, более того – этим путем идти опасно, она решила поглубже проникнуть в сознание своего нового любовника и понять, способен ли он еще оказаться ей полезным – или его можно выбросить как отработанный материал, стерев память об их встрече или даже вообще о знакомстве.
