– Славка, ты что, ко льду примерз? Трогаться давно пора! – раздался сердитый голос, и Вячеслав пружинисто вскочил.
Лиза повернулась на бок. Сверху на нее насмешливо взирал пилот:
– Помнится, кто-то хотел засветло в Малую Землю попасть?
– В самом деле, надо двигать, – подал голос один из лаборантов, у Лизы зашумело в ушах от смущения, и она даже не узнала, Толик это был или Гриня.
Поднялась, только теперь почувствовав, как озябла. Но ее затрясло еще сильнее, когда она увидела Вячеслава, который почти бежал к аэросаням и даже со спины выглядел виновато – ну совсем как школьник, которого директор застал, когда тот целовался с девочкой из параллельного класса!
Но ведь никаких поцелуев не было. Ничего не было, кроме Лизиных мечтаний. Ее собственных бессмысленных, глупейших мечтаний!
– Славка, тулуп забыл! – насмешливо крикнул пилот, но Вячеслав даже не оглянулся.
– По местам! – скомандовал пилот, подбирая тулуп и отводя от Лизы смущенные глаза.
– Далеко еще до Малой Земли? – спросила она со всей доступной надменностью.
– Часа три, – пробормотал пилот, по-прежнему не глядя на нее. Точно так же старательно смотрели в стороны Гриня и Толик, и Лиза поняла, что им стыдно.
Хотя им-то почему?!
– От винта! – раздался голос Вячеслава, и мотор взревел.
Пилот и пассажиры спешно забрались в салон, и аэросани рванули с места с невиданной прежде легкостью.
«Может, он подумал, что я так и лежу на льду, и улепетывает, чтобы не догнала? – подумала Лиза. – Кажется, в моей жизни что-то подобное уже было. «Я на тебе женюсь, если ты забеременеешь…»
Сцепила зубы и закрыла глаза, сделав вид, что дремлет, а потом и в самом деле забылась сном… и каким же странным!
Привиделась ей китаянка – вся в черном, словно во тьму одетая: и волосы ее были тьмой, и длинные, словно черные стрелы, глаза, и только на груди у нее сиял и сверкал медальон – хризантема и свившийся с ней дракон. Китаянка смотрела на Лизу так жалобно, что девушка чуть не заплакала от сочувствия к ней. Потом китаянка прикрыла левой рукой медальон – у нее были необычайно длинные, наверное, накладные, ногти, а когда отняла руку, медальона на шее не было, он исчез, а вместо него на ладони китаянки появился… рисовый колобок. Она протянула его Лизе и улыбнулась так светло и счастливо, словно вручала ей залог счастья. А потом тьма сошлась, словно черный бархатный занавес, мгновение непроглядно колыхалась перед глазами Лизы, но вдруг разошлась, словно занавес раздернули, и вместо китаянки выглянула из этой тьмы полосатая тигриная морда. Уставилась на Лизу жаркими желтыми глазами – и исчезла в окончательно сгустившейся тьме.
Все. Больше черного занавеса никто не открывал, и Лиза, встревоженная, проснулась.
Тихо было. Тихо и пусто. В салоне никого. Аэросани стояли.
«Неужели приехали?» – подумала она, вскакивая, схватила рюкзак и выбралась наружу.
Давно перевалило за полдень, до настоящих сумерек оставалось еще часа два, однако солнце померкло, утратило яркость и словно бы принакрыло округу мягкой, шелковой, золотистой пеленой, в которой особенно мрачно казался высокий скалистый берег, так не похожий на плавный рисунок далеких сопок. На его вершине можно было разглядеть дома небольшой деревни.
Пилот и его сменщик, а также оба лаборанта стояли, низко нагнувшись надо льдом, и что-то внимательно разглядывали.
– И вы знаете, кто эта сволочь? – тонким от гнева голосом вскричал Гриня.
– Знаем, – с тяжелым вздохом ответил пилот.
Сменщик внезапно покосился в сторону, увидел Лизу, побагровел и резко отвернулся.
– Что случилось? – спросила Лиза холодно. – Мы приехали? Это вон там Малая Земля? – «Хонко Амбани», – уточнила мысленно, чтобы напомнить себе об истинной цели этого путешествия, в которое она отправилась по наущению Леонтия Комарова.
Он уверял: «Это будет незабываемо! Впечатления, поверь, тебя ждут ошеломляющие!»
Вот уж правда что!..
– Да, деревня ваша наверху. Но причаливаем мы обычно через пять километров, вон там, за поворотом реки, – махнул рукой пилот. – По горе, напрямик, тут всего-то километра два, а по реке крюк изрядный. Но придется остановиться здесь. И заночевать на льду.
– Почему?! – ошеломленно вскричала Лиза.
– А вот посмотрите.
Мужчины посторонились, и Лиза увидела, что лед впереди, далеко, куда хватало глаз, покрыт странными холмиками.
– Что это? – спросила удивленно.
– Там сети, – с отвращением сказал Толик. – Браконьерская снасть. Народ здесь отчаянный… Но и рыбка хороша. Тут даже калуга
[14] встречается, да такая, что с одной ведро икры берут.
– Почти уверен, что это Кузьмич опять за старое взялся, – вздохнул пилот. – Не ждал, конечно, что мы тут окажемся. Обнаглел, гад. Видно, давно на него рыбинспекторы не налетали. Ничего, мы их сейчас вызовем, а сами тут останемся – сети стеречь. А то Кузьмич мужик соображучий и лихой! Если мы к причалу подойдем, сразу поймет, что его сети видели. А видели – значит, жди от нас подлянки: непременно в рыбоохрану стукнем. Спустится, сети вытащит, спрячет да и в своем сарае с гарпунами да крюками шмон наведет. Опять старая сказка будет сказываться: не пойман – не вор. А если мы тут затаимся, вор именно что будет пойман! Славка, пойди наладь связь.
Вячеслав побрел к лодке, обойдя Лизу так старательно, что это показалось бы ей очень смешным… Когда бы не было так грустно!
– Но я не могу ждать до утра, – воскликнула Лиза, искательно заглядывая в глаза пилоту. – У меня срочное задание!
– Ничего не можем поделать, – развел руками пилот. – У нас договор с рыбинспекцией. Мы не только должны докладывать обо всех таких сетях, но и помогать задержать браконьеров. Думаю, раньше чем завтра к полудню Сапожков, это рыбинспектор, сюда не доберется, но мы должны ждать. По этому Тополеву давно нары плачут!
Лиза чуть не ахнула:
– Тополев? Это фамилия браконьера, что ли?
– Ну да, Михаил Кузьмич Тополев. Ему уже под шестьдесят, но он любому молодому фору даст. Виталя Сапожков рассказывал: летом уже догнал в одной протоке лодку Кузьмича, зацепил багром, а Кузьмич навел двустволку. Сапожков нацелился ракетницей. Кузьмич за дроссель, но Сапожков тоже успел двигатель включить. И началась битва моторов! Сильнее оказался браконьерский… Кузьмич приказал: «Отпускай!» Пришлось отпустить.
– Сети – это еще ничего, – угрюмо сказал Гриня. – Бывает, протоку перегораживают веревкой с крюками на поплавках, даже без наживки. Крючки специально выкованы, в продаже их не найдешь. Калуга наткнется на крюк, шарахнется от него – и натыкается на соседний. А еще мы видели так называемые «приемники» для калуги – страшно загнутые гарпуны. Для кита небось гарпуны и то меньше! Наверняка у Кузьмича целый арсенал живодерский по тайникам захован.
