Жан-Пьер остановился.
– Подойди ко мне, – обратился он к Джейн.
Она поднялась на ноги и направилась к нему. Он заметил, что Шанталь она несла в самодельной подвесной тряпичной перевязи, висевшей на шее, оставляя руки свободными. Эллис двинулся за ней.
– А тебя кто звал? – рявкнул на него Жан-Пьер, и Эллис вернулся на прежнее место.
Джейн встала напротив Жан-Пьера и подняла на него взгляд. Он же занес правую руку вверх и изо всех сил нанес ей пощечину. Ему показалось, что никогда в жизни ни один другой удар не доставлял ему такого наслаждения. Джейн качнулась назад, споткнулась, и, как ему почудилось, чуть не упала, но удержалась на ногах, продолжая вызывающе смотреть на него, хотя от боли слезы заструились по лицу. Глядя через ее плечо, Жан-Пьер заметил, как Эллис резко сделал шаг вперед, но потом сумел сдержаться. Жан-Пьера это даже слегка расстроило. Попытайся Эллис вмешаться, на него сразу же набросились бы солдаты и начали избивать. Ничего. Свою порцию побоев он получит уже очень скоро.
Жан-Пьер снова занес кулак, чтобы ударить Джейн. Она зажмурилась и руками прикрыла Шанталь, оберегая прежде всего малышку. И Жан-Пьер передумал.
– У нас еще будет достаточно времени для этого, – сказал он и разжал пальцы. – Более чем достаточно.
* * *
Жан-Пьер развернулся и пошел назад к вертолету. Джейн посмотрела на Шанталь. Дочка ответила на ее взгляд. Она не спала, но не испытывала голода. Джейн обняла ребенка так, словно именно он больше всех нуждался в утешении. В известной степени она даже радовалась, что Жан-Пьер ударил ее, хотя лицо буквально горело от боли и унижения. Этот удар она приравнивала к окончательному судебному решению о разводе. Он ознаменовал собой официальный, определенный и бесповоротный конец ее супружества, и больше на ней не лежало никакой ответственности перед бывшим мужем. Если бы он расчувствовался, прослезился, попросил прощения, умолял перестать ненавидеть его за все, что натворил, она могла бы даже ощутить определенную долю собственной вины перед ним. А теперь он уже не вызывал никаких эмоций. В ней не осталось к нему ни грана любви, уважения или даже сочувствия. Какая ирония судьбы, подумала она, что я почувствовала себя совершенно свободной от него как раз в тот момент, когда он наконец сумел поймать меня.
Прежде поисковой группой командовал капитан, ехавший верхом, но теперь дело под свой полный контроль взял Анатолий, раскосый связник Жан-Пьера. Он отдавал приказы, и до Джейн дошло, насколько хорошо она понимает его распоряжения. А ведь она не слышала русской речи больше года, и поначалу она звучала для нее как набор бессмысленных звуков, но уже скоро настроилась на нужную волну и улавливала каждое слово. Вот сейчас он велел одному из солдат сковать руки Эллису. Рядовой оказался готовым к подобному поручению, достав из кармана наручники. Эллис покорно выставил руки вперед, и солдат поочередно защелкнул замки.
Эллис выглядел смятенным и растерянным. Видя его в оковах, понуро воспринимавшего свое поражение, Джейн не могла не проникнуться жалостью к нему, но и отчаянием тоже. Слезы снова навернулись на глаза.
Солдат спросил, следует ли ему надеть наручники и на Джейн тоже.
– Не надо, – ответил Анатолий. – У нее вместо наручников ребенок на груди.
Их довели до вертолета. Эллис успел шепнуть:
– Прости, что не защитил тебя от Жан-Пьера. Мне бы не удалось добраться до него…
Она помотала головой, показывая ненужность извинений, но сказать хоть что-то не смогла. Полная беспомощность Эллиса, его смиренное поведение разозлили ее, хотя она сознавала, что ее гнев должен вызывать не он, а те, кто поставил его в такое положение: Жан-Пьер, Халам, Анатолий и остальные русские. Теперь она уже почти жалела, что не привела в действие взрывчатку.
Эллис забрался в вертолет, а потом повернулся, чтобы помочь ей. Она перенесла вес Шанталь на сгиб левой руки, надежно зафиксировав, и протянула ему правую. Он рывком затащил ее в пассажирский отсек. И в тот момент, когда она на мгновение оказалась совсем близко от него, шепнул:
– Как только взлетим, влепи пощечину Жан-Пьеру.
Джейн пребывала в слишком глубоком шоке, чтобы сразу отреагировать на его фразу, что, впрочем, пошло им только на пользу. Никто больше вроде бы не слышал слов Эллиса, хотя ни один из них так или иначе не владел английским языком. Она собрала всю остававшуюся силу воли, чтобы со стороны выглядеть совершенно естественной.
Пассажирский отсек в боевом вертолете имел ограниченные размеры и низкий потолок, заставлявший мужчин пригибать головы. Ничего лишнего. Только скамья, прикрепленная к фюзеляжу напротив двери. Джейн с облегчением уселась на нее. Отсюда ей была видна кабина пилота. Его кресло фута на три возвышалось над полом, снабженное ступенькой для облегчения доступа. Причем пилот занимал свое место – экипаж вообще ни на минуту не покидал боевой машины. Лопасти все это время продолжали медленно вращаться, хотя шум издавали при этом изрядный.
Эллис пристроился на корточках поблизости от Джейн между скамьей и креслом пилота. Анатолий взобрался на борт в сопровождении солдата. Он что-то сказал подчиненному и ткнул пальцем в Эллиса. Джейн не расслышала его слов, но, судя по позе, принятой рядовым, он получил приказ бдительно охранять Эллиса. К тому же он снял автомат с плеча и теперь держал его в полной готовности пустить в ход при необходимости.
Жан-Пьер присоединился к ним позже всех. Он встал у открытой двери и смотрел наружу, пока вертолет постепенно начал подниматься. Джейн почувствовала приступ паники. Хорошо было Эллису просить ее вмазать пощечину Жан-Пьеру во время взлета, но как она могла на практике выполнить полученное задание? Сейчас Жан-Пьер вообще стоял к ней спиной у двери. Попытайся она напасть сзади, возникал риск потерять равновесие и выпасть из вертолета. Она бросила взгляд на Эллиса, надеясь, что он подаст ей какой-то знак. Но его лицо застыло в напряжении, и он словно намеренно старался не смотреть на нее.
Вертолет уже поднялся над землей футов на восемь или десять, на мгновение застыл на месте, потом совершил разворот, начал набирать скорость и возобновил подъем.
Жан-Пьер покинул проем двери, вошел в глубь отсека и заметил, что ему некуда сесть. Он колебался. Джейн понимала: именно сейчас ей нужно встать и ударить его (хотя даже не догадывалась, зачем это понадобилось Эллису), но словно примерзла к скамье, парализованная страхом. А затем сам Жан-Пьер сделал жест большим пальцем руки, приказывая ей подняться.
И тогда она решилась атаковать его, взорвавшись от возмущения.
Она предельно устала, находилась в самом отчаянном положении, у нее болело все тело, она ощущала голод и унижение, а ему захотелось, видите ли, чтобы она встала вместе с ребенком и уступила ему свое место. И этот презрительный взмах большим пальцем взбесил ее больше всего, поскольку в нем как будто нашли сконцентрированное выражение его злобная жестокость, омерзительные поступки и предательство – вот что означал для Джейн столь, казалось бы, небрежный жест. И она поднялась, максимально приблизила свое лицо к его лицу с криком:
