Эллис как раз и намеревался этот мост взорвать.
Уроки обращения с взрывчаткой, которые он давал пока, чтобы скрыть свою истинную миссию, пользовались у повстанцев огромной популярностью. Ему пришлось даже принудительно ограничить число своих курсантов. И это вопреки его очень скверному дари. Он немного помнил язык фарси после работы в Тегеране и усвоил много слов на дари, пока добирался до долины с караваном, а потому мог обсудить окружавший пейзаж, пищу, лошадей и оружие, но ему все еще не давались более сложные фразы. Например, он затруднялся произнести нечто вроде: «Небольшое углубление, сделанное во взрывчатке, оказывает на взрыв направляющее воздействие». И тем не менее удовольствие от подрыва различных объектов так соответствовало характерам афганских мачо, что он неизменно собирал многочисленную и внимательно слушавшую его аудиторию. Конечно, он не способен был помочь им усвоить формулы для расчета количества тротила, необходимого на выполнение конкретного задания, или даже пользоваться простейшей рулеткой, знакомой последнему идиоту в армии США, потому что никто из них не изучал в школе самой элементарной арифметики, а большинство вообще не умели читать. И все же ему удавалось показать им, как разрушать объекты наиболее эффективно, используя при этом меньше тротила или динамита, что было важно, поскольку запаса взрывчатых веществ им всегда недоставало. Пытался он приучить партизан и к соблюдению простейших мер личной безопасности, но здесь потерпел провал: любые предосторожности они считали проявлениями трусости.
И все это время ему приходилось испытывать пытку от постоянного присутствия поблизости Джейн.
В нем вспыхивала ревность, когда он видел, как она просто прикасается к Жан-Пьеру, он завидовал, наблюдая за их совместной работой в пещере-клинике, где они трудились не покладая рук и гармонично дополняли друг друга. Им легко овладевало вожделение, стоило мельком бросить взгляд на ставшие еще более округлыми груди Джейн, если она начинала кормить своего младенца. Он часто лежал без сна по ночам, укрытый спальным мешком, в доме Исмаэля Гуля, где предпочел остановиться, постоянно ворочаясь, то потея, то дрожа от холода, не в силах найти для себя удобное положение на глинобитном полу. И старался не слышать приглушенных звуков, доносившихся из соседней комнаты, где Исмаэль и его жена занимались любовью. А его собственные руки так и зудели от желания хотя бы дотронуться до Джейн.
И вину за все это он не мог возложить ни на кого, кроме самого себя. Он добровольно взялся за трудное задание, одержимый глупейшей надеждой вернуть любовь Джейн. Это стало проявлением непрофессионализма, как и ребячества, не свойственного зрелым мужчинам. И ему ничего не оставалось, кроме возможности выбраться отсюда побыстрее.
Но он ничего не мог поделать, не встретившись с Масудом.
Он встал и принялся беспокойно расхаживать кругами, но при этом тщательно скрываясь в тени дерева, чтобы оставаться невидимым с дороги. В нескольких ярдах от него, где потерпел крушение вертолет, высилась груда почерневшего, смятого металла. Эллис заметил среди обломков тонкий кусок стали, размерами и формой напоминавший обеденную тарелку, и ему пришла в голову идея. Он давно ломал себе голову, как наглядно продемонстрировать эффект направленного взрыва, и теперь нашел подходящий способ.
Он достал из вещевого мешка небольшой кусок тротила и перочинный ножик. Партизаны сгрудились поближе к нему. Среди них был Али Ганим, низкорослый невзрачный мужчина – свернутый набок нос, кривые зубы и чуть сгорбленная спина. Говорили, что у него четырнадцать детей. Эллис лезвием ножа вырезал в куске тротила имя «Али», пользуясь персидским шрифтом. Затем показал ученикам. Али сумел распознать свое имя.
– Али, – прочитал он, улыбнулся и обнажил свои скверные зубы.
Эллис разместил тротил вырезанной стороной вниз на куске металла.
– Надеюсь, это сработает, – сказал он, усмехнувшись, чем вызвал ответные ухмылки своих спутников, хотя никто из них не понимал английского языка.
Потом из своей огромной сумки он извлек моток бикфордова шнура и отрезал от него примерно четыре фута. Взял из коробки капсульный детонатор и вставил в его цилиндрическую полость конец шнура. Примотал взрыватель к тротилу.
Посмотрел вниз на дорогу. На ней сейчас не было видно никакого транспорта. Тогда он перенес свою маленькую бомбу ближе к противоположному склону холма и положил на землю ярдах в пятидесяти от общей группы. С помощью спички поджег конец бикфордова шнура и быстрым шагом вернулся к дереву.
Шнур горел медленно. Дожидаясь взрыва, Эллис гадал, приставил ли к нему Масуд своего осведомителя, не поручил ли всем партизанам давать о нем отзывы командиру. Не нуждался ли глава повстанцев в окончательном доказательстве, что Эллис представлял собой серьезную личность, заслуживавшую его уважения? В армии протокол и субординация всегда имели большое значение. Даже в партизанской армии. Но вот только Эллис уже не мог себе позволить затягивать эти игры слишком долго. Если Масуд не появится сегодня, Эллис отбросит всю свою маскировку инструктора-подрывника, прямо признает, что является важным послом из Белого дома, и потребует немедленного свидания с повстанческим лидером.
Донесся не слишком впечатляющий хлопок взрыва, на его месте поднялось в воздух облачко пыли. Партизаны казались разочарованными столь слабой взрывной силой устройства. Эллис принес им все еще горячий лист металла, держа его с помощью шарфа. Имя Али выглядело словно вырезанным кривыми буквами в прочной стали. Он показал его спутникам, чем вызвал среди них оживленное обсуждение увиденного. Эллис остался доволен: это послужило четкой демонстрацией того, как взрывчатка становилась более мощной там, где в ней делали углубления, что, на первый взгляд, противоречило здравому смыслу.
Внезапно партизаны затихли. Эллис оглянулся и увидел другую группу, состоявшую из семи или восьми человек, приближавшуюся с дальней стороны вершины холма. Старые ружья и шапочки читрали обозначали их принадлежность к повстанцам. Когда они подошли совсем близко, Али весь напрягся, и создавалось впечатление, что он готов встать по стойке «смирно» и отдать вновь прибывшим честь.
– Кто это? – спросил Эллис.
– Масуд, – прошептал Али.
– Который из них?
– Тот, что идет в центре.
Эллис пригляделся внимательнее к центральной фигуре группы. Поначалу Масуд, как представлялось, ничем не выделялся среди остальных. Худощавый мужчина среднего роста в одежде цвета хаки и русских сапогах. Эллис тщательно изучил его лицо. Оно отличалось достаточно светлой кожей. Редкие усики и под стать им жиденькая бородка, как у подростка. Удлиненной формы нос, крючковатый ближе к кончику. Вокруг настороженных темных глаз образовались глубокие морщины, поэтому он мог показаться старше своих официальных двадцати восьми лет. Такое лицо нельзя было назвать красивым, но оно светилось благородным умом, излучало спокойную властность, что и отличало его прежде всего от остальных шагавших рядом мужчин.
Он прямиком направился к Эллису, протягивая ему руку.
