Русские потеряли четыре из шести «Ми-24», один «Ми-8» и человек двадцать пять убитыми. Но потери партизан оказались куда серьезнее – они лишились обоих крупнокалиберных пулеметов и теперь не могли защищаться, когда две уцелевших «Лани» принялись массированно обстреливать кишлак. Эллис прятался в своей хижине, жалея, что она всего лишь деревянная. Обстрел с вертолетов служил скорее для устрашения и подавления ответной стрельбы партизан. Буквально через пару минут, словно повинуясь сигналу, русские солдаты поднялись с земли и бросились к мосту.
Вот и конец, подумал Эллис. Так или иначе, но пришло время развязки, решающий все момент.
Повстанцы, засевшие в домах кишлака, стреляли по наступавшим русским, но их оглушила и дезориентировала грозная атака с воздуха, и лишь немногие пули попадали сейчас в цель. Теперь уже все русское подразделение перешло в наступление. Человек восемьдесят или девяносто. Они на бегу вслепую продолжали вести автоматную пальбу через реку. При этом раздавались неразборчивые, но торжествующие крики. Их явно ободрило практически полное теперь отсутствие сопротивления. Однако ответный огонь партизан стал немного более метким по мере приближения русских к мосту. Еще несколько солдат повалились наземь. Но этого было слишком мало, чтобы остановить наступление. Уже очень скоро первые из атаковавших пересекли реку и попрятались в укрытия среди домов кишлака.
Приблизительно человек шестьдесят находились на мосту или в непосредственной близости от него, когда Эллис рванул за кольцо и привел в действие взрывное устройство.
Древние камни моста взлетели в воздух посреди моря огня, словно при извержении вулкана.
Эллис рассчитал количество взрывчатки так, чтобы убивать, а не для аккуратного уничтожения объекта, и от взрыва по всем направлениям разлетелись смертоносные осколки, сами уподобившиеся очередям сразу из нескольких крупнокалиберных пулеметов, уложив всех, кто успел взойти на мост, но даже больше тех солдат, которые только приблизились к нему от ячменного поля. Эллис залег на пол хижины, когда обломки моста застучали и по ее крыше. Когда ливень из каменной крошки прекратился, он осмелился осторожно выглянуть наружу.
Там, где только что стоял мост, теперь осталась лишь высокая груда, состоявшая из отвратительной смеси булыжников и многочисленных тел погибших. Взрывной волной снесло часть стены мечети и разрушило до основания два ближайших к ней дома. Русские в панике беспорядочно отступали.
Эллис пронаблюдал, как человек двадцать или тридцать выживших солдат поспешно забирались в открытые двери вертолетов «Ми-8». Он ни за что не решился бы обвинить их в трусости. Останься они посреди ячменного поля без всякого укрытия, их бы постепенно тоже перестреляли партизаны со своих гораздо более выгодных позиций в кишлаке, а при попытке спрятаться в русле реки выловили бы, как рыбу сетью.
Минутой позже четыре еще целых «Ми-8» взлетели с поля и присоединились к двум «Ми-24», дожидавшимся в воздухе. Затем, даже не выстрелив по кишлаку в последний раз, вертолеты перелетели через вершину скалы и скрылись.
Как только шум их моторов окончательно затих, Эллис услышал совершенно иные громкие звуки. От возбуждения он не сразу сообразил, что это триумфальные вопли победителей. Мы одержали верх, только сейчас окончательно дошло до него. Черт побери, мы победили. И сам начал радостно кричать.
Глава тринадцатая
– Куда же теперь исчезли вдруг все партизаны? – спросила Джейн.
– Рассредоточились, – объяснил Эллис. – Это привычная тактика Масуда. Его отряды словно растворяются в окружающих горах, прежде чем русские оправятся от поражения. А они могут вернуться с мощным подкреплением. Вероятно, уже сейчас снова высаживаются в Дарге, но обнаружат, что им попросту не с кем там больше воевать. Все повстанцы ушли, кроме вот этих нескольких человек.
В клинику Джейн доставили семерых раненых. Ни один из них не получил повреждений, грозивших смертью. Еще двенадцати партизанам она уже успела обработать мелкие царапины и отослала по домам. В том бою погибли всего лишь двое, но, к несчастью, одним из погибших оказался Юссуф. Захаре снова предстояло облачиться в траурные одежды. И виной тому опять был Жан-Пьер.
В противоположность охватившей Эллиса эйфории, сама Джейн погрузилась в депрессию. Мне нужно преодолеть эти мрачные чувства, думала она. Жан-Пьер исчез и уже не вернется, а потому нет повода долго горевать. Я должна стараться мыслить позитивно. Мне нужно проявлять больше интереса к жизни других людей.
– А как же теперь ваше совещание? – спросила она у Эллиса. – Ведь руководители повстанцев тоже отправились в свои регионы…
– Все лидеры пришли к единодушному согласию, – сказал Эллис. – Их привел в такой восторг успех нашей засады, что они готовы были подписать любой документ. В этом смысле засада послужила нам на пользу, убедив их в том, что раньше вызывало сомнения: Масуд – блестящий командир, и объединение под его руководством позволит им одержать в будущем великие победы. И мой собственный имидж настоящего героя окончательно установлен для них. Это тоже содействовало быстрому достижению соглашения о выступлении единым фронтом.
– Таким образом, ты преуспел во всем.
– Да. У меня теперь хранится письменный договор, подписанный всеми лидерами Сопротивления, подлинность автографов которых засвидетельствовал мулла.
– Ты можешь гордиться собой.
Она протянула руку и пальцами дотронулась до его плеча, но, мгновенно смутившись, сделала шаг назад. Сейчас ее так радовало присутствие Эллиса рядом, избавившее ее от горького одиночества, что она чувствовала себя виноватой за столь долгую озлобленность на него. Но одновременно Джейн опасалась случайно внушить ему ложную надежду, заставить поверить в возможность возобновления их давних отношений, чего она отнюдь не желала, поскольку попала бы в крайне неловкое положение.
Джейн отвернулась от него и оглядела пещеру. Бинты и шприцы она убрала в коробки, набор лекарств сложила в свою сумку. Раненые партизаны с достаточным комфортом расположились на коврах или на одеялах. Они проведут ночь в пещере. Спуск в кишлак стал бы для них трудным без помощи других мужчин. У них была вода и хлеб, а двое или трое чувствовали себя вполне бодро, чтобы встать и заварить чай. Муса, однорукий сын Мохаммеда, сидел на корточках при выходе из пещеры, затеяв загадочную игру с ножом, подаренным отцом. Он пообещал остаться при раненых и в случае маловероятного осложнения у кого-то, требовавшего быстрой медицинской помощи, мог посреди ночи сбежать вниз с холма, разбудить Джейн и привести ее с собой.
В клинике царил образцовый порядок. Она пожелала всем спокойной ночи, ласково потрепала по голове Мусу и вышла наружу. Эллис последовал за ней. Джейн ощутила легкий холод, принесенный вечерним ветром. Это стало первым признаком приближения конца лета. Она посмотрела на очень далекие отсюда вершины гор Гиндукуша, откуда и придет вскоре зима. Заснеженные пики порозовели, отражая лучи заходившего солнца. Красивая все-таки страна, о чем слишком легко забывалось, особенно в дни напряженной работы. Я рада, что побывала здесь, подумала она, пусть сейчас мне так не терпится вернуться домой.
