Утром Федор Федорович выгулял Апельсиныча, потом они плотно позавтракали и спустились к машине.
– Ну что, брат, помнишь дамочку, которую побили? Милая такая… флейтистка… Поедем в Питер, позвоним ей… Как говорится, попытаем счастья… Садись!
Апельсиныч с восторгом запрыгнул на переднее сиденье. Хозяин сел за руль, и они покатили по совершенно пустынной Москве. Хозяин включил какую-то веселую музыку и время от времени гладил Апельсиныча. Начинало светать, они ведь выехали ни свет ни заря, чтобы попасть в Питер еще засветло, там ведь так рано темнеет. Да, не лучшее время для Питера я выбрал, думал Федор Федорович, но другого у меня нет и не предвидится… Тогда зачем я еду?
Внезапно машину слегка тряхнуло. Он затормозил. Неужто пробило колесо? Ну, так и есть! Нехорошо, подумал Федор Федорович. Он не был особенно суеверным, однако подумал: может, стоит вернуться? Это мне знак, что не надо ехать?
– Апельсиныч, сиди в машине, нечего тебе по дороге носиться, мало ли…
Пес, казалось, все понял и улегся на сиденье.
– До чего ж ты умный!
Федор Федорович быстро поменял колесо. В конце концов, пробитое колесо дело вполне житейское, и рассматривать это как знак свыше, по меньшей мере, глупо. Но тем не менее, ехать почему-то расхотелось. Или все дело в погоде? Повалил мокрый снег, вспомнились какие-то жуткие заторы на трассе Москва – Санкт-Петербург года три назад… А как же флейтистка? А бог с ней, с флейтисткой… не нашего она поля ягода… Что общего у нас может быть, кроме постели? Да ну, не хочу я таких отношений! Что я могу ей дать при моем-то образе жизни? Еще если бы она была москвичкой, а то Питер! Нереально!
– Апельсиныч, а поехали домой?
Пес вскочил и лизнул хозяина в нос. Обрадовался!
– Ну что ж, решено! Едем домой!
Федор Федорович развернулся и поехал домой.
Ираиде позвонил бывший муж.
– Здравствуй, Иринка! Узнаешь?
– Узнаю, – без всякого энтузиазма откликнулась Ираида.
– Ах да, у тебя же музыкальный слух! Иринка, давай повидаемся?
– Зачем?
– Ну, мы же формально все-таки еще муж и жена.
– Вот именно, формально. И по-моему давно пора исправить это досадное недоразумение.
– То есть?
– Пора оформить развод.
– Погоди, давай все-таки встретимся! И я хочу видеть сына.
– А его сейчас нет. Он в зимнем лагере.
– А этот лагерь далеко?
– О да, под Москвой!
– Ну хорошо, но я все равно хочу встретиться с тобой, надо поговорить без спешки. Давай после спектакля я заберу тебя, и мы где-нибудь поужинаем в хорошем месте.
– Витя, ну о чем нам говорить с тобой?
– Поверь, Иринка, найдется!
– Ну хорошо… Поговорим, – неохотно согласилась Ираида.
После спектакля к ней подошла Лиля.
– Ну что, подруга, твой Федор Федорович не прорезался?
– Да нет, и не прорежется. Знаешь, если бы у него были такие намерения, он, как минимум, позвонил бы поздравить с Новым годом.
– Вообще-то да. Слушай, а ты чего такая нервная?
– Виктор объявился.
– Да ты что! Вернуться хочет?
– Не знаю. Но я-то этого не хочу. Он сегодня грозился забрать меня после спектакля.
– Понятно. Знаешь, если захочет вернуться, прими его. Ей-богу. Сашке нужен отец, да и тебе муж сгодится. Может, нагулялся мужик…
– Я не смогу!
– Сможешь! В таком деле лучше руководствоваться не эмоциями, а…
– Лилька, что за ерунда! И куда девать эмоции? Он так гадко и цинично от меня сбежал…
– Отомсти ему!
– Это как?
– Прими его, а потом смотайся в Москву, позвони своему Федору Федоровичу и измени Виктору. Будете квиты…
– Фу, я так не могу… Ладно, я пошла, а то он начнет меня тут искать.
– Ни пуха ни пера!
– К черту!
Ира оделась и вышла на улицу. Тут же к ней подошел Виктор.
– Ну здравствуй, жена!
– Здравствуй, экс-супруг!
– Иринка, кончай дурью маяться! Пошли, у меня тут такси ждет! Холодно же!
А он стал еще красивее, как-то отстраненно подумала Ираида. Он взял ее под руку. Подвел к машине и усадил на заднее сиденье, а сам сел с водителем.
– На улицу Марата! – скомандовал он.
– А что там, на Марата?
– О, там чудесный ресторанчик. Подают дивную рыбу, ты же любишь рыбу…
– Ну хорошо…
Ресторанчик и вправду был милый и уютный. Ира вдруг почувствовала, что голодна. Они заказали ладожского судака с пюре из сельдерея и вялеными помидорами. Виктор потребовал бутылку белого вина.
– Иринка, ты чего такая отмороженная? Не рада меня видеть?
– Совершенно не рада! Ты напоминаешь мне о пережитом жутком унижении. Я сумела справиться с этим, но…
– Ну прости ты меня, дурака! Я вовсе не собирался тебя унижать. Просто меня достал этот питерский чудовищный климат, мой организм требовал солнца, тепла… Да, я поступил с тобой черт знает как, признаю, но я все осознал, поверь, глубоко раскаялся, меня заела тоска по сыну, по тебе. Иринка, родная моя, ну прости ты меня…
– Видишь ли, Витя, я бы может и простила тебя исключительно ради сына, но ведь климат в Питере не изменился, и в какой-то момент тебе опять захочется солнышка…
– Нет, о Питере речь вообще не идет! Мы будем жить в Барселоне. Это сказочный город, дивный климат, и ты будешь работать в Барселонском симфоническом оркестре, я договорился, тебя прослушают, диплом Питерской консерватории там ценится… И Сашке там будет куда лучше! У меня там свое дело, большая чудесная квартира, я очень хорошо устроен, ты ни в чем не будешь нуждаться… Подумай, город у моря, тепло, солнечно…
– Что за ерунда! Мы с Сашкой не знаем испанского.
– Через год будете говорить по-испански как по-русски! Не проблема! Я найму вам учителя… Иринка, там будет качественно другая жизнь. И маму твою заберем! Ты подумай, подумай! А хочешь, можешь вообще не работать или, скажем, преподавать. Да мало ли… Я эти годы времени не терял, заработал хорошую репутацию и очень хорошие деньги, я там востребован…
– Вить, ты что, все это всерьез?
– Разумеется, всерьез! Кто ж такими вещами шутит! Понимаешь, я здесь задыхался, в прямом и переносном смысле, мои идеи тут никому не были нужны, а там их приняли на ура… Вот, взгляни, это моя квартира. Очень большая, я снял ее в расчете на семью, на нашу семью, вот, смотри, это балкон, двадцать пять метров! Разведешь там какие угодно цветы, впрочем, цветы – это больше страсть моей милой тещи… И дом в десяти минутах ходьбы от моря…
