Соседом по купе оказался пожилой профессор МИФИ, с которым они были шапочно знакомы. Выпили чаю, у профессора был с собой коньяк, выпили и его, и легли спать.
Утром, когда до Питера оставалось еще минут сорок, профессор вдруг сказал с лукавым прищуром:
– А ведь вы, батенька, к даме едете? Я не прав?
– С чего вы взяли? – улыбнулся Федор Федорович.
– Сразу видно! Вон как физиономию выскоблили с утра пораньше, а ведь нынче суббота, выходной. Что ж, дело молодое, да и вы без кольца, как я погляжу, и вообще бравый мужик… Она хорошенькая?
– Скорее интересная.
– Правильно, хорошенькие часто бывают очень глупы, а глупые женщины, доложу я вам, это скучно. Ваша не глупа?
– А бог ее знает, – пожал плечами Федор Федорович.
– А, еще не разобрались, не до того было, да?
– Ну, в общем…
– Разберитесь, батенька, разберитесь, а то дура иной раз просто по глупости так подставить может…
– А умная со злости или от обиды еще хуже напакостить может.
– Тоже верно, друг мой! Не слушайте советов старика, в наше время все было иначе. Женщины тогда не падали в обморок, а главное, не впадали в истерику и праведный гнев, если мужчина ненароком коснется ее или даже похлопает по попке. А теперь на них и глядеть-то опасно. Говорят, теперь чуть ли не каждый третий импотент, а с этим феминизмом и толерантностью, будь она неладна, скоро вообще все импотентами станут. Вы уж будьте осторожны, голубчик. На вашей должности следует быть, а главное, слыть аскетом. Вы правы, что завели дамочку в Питере, но все же попытайтесь ее не злить, а то мало ли…
На перроне Московского вокзала они простились с профессором, который изрядно утомил Федора Федоровича своими советами. Погода была неплохая, и Федор Федорович решил пойти пешком по Невскому. Было еще совсем темно, но Невский сиял огнями. Идти было легко и приятно. Гостиницу ему забронировали на работе, сказали, что отличная. Он дошел до улицы Марата, свернул налево и вскоре уже входил в прелестный дворик. Швейцар проводил его до дверей. Милая девушка-администратор выдала ему ключ и сообщила, что он может позавтракать, но для этого надо опять выйти во дворик, и там справа стеклянная дверь. Ему это понравилось. Он позавтракал с отменным аппетитом, все было очень вкусно. А номер оказался просто роскошным, с огромной кроватью. Хорошо! И Федор Федорович отправил Ираиде эсэмэску: «Я приехал. Жду».
Ираиде было страшновато. Как они встретятся, как он поведет себя на этот раз? И как ей теперь вести себя с ним? Она доехала на метро до станции «Маяковская», оттуда до «Гельвеции» рукой подать.
Она заметила его еще издали, он прохаживался взад-вперед по улице. Слава богу, обрадовалась Ираида, и сердце забилось с бешеной скоростью. Она даже замедлила шаг и вдруг увидела, как из подъехавшего к отелю такси вылез… Виктор с небольшим чемоданом и вошел в ворота. Так! Что же делать? Она внутренне заметалась: может, сбежать, позвонить Федору, умолить Лильку пустить их к себе часика на два? Да, только этого не хватало… Но тут Федор Федорович ее заметил, помахал рукой и двинулся ей навстречу.
– Ну привет! Что с тобой? Ты такая бледная… Тебе нездоровится? – заботливо спрашивал он.
– Нет-нет, все в порядке… Только я не смогу сейчас пойти к тебе, – лепетала она.
– Почему?
– Там… там в гостинице… Виктор.
– Кто такой Виктор? – нахмурился Федор Федорович.
– Муж… мой муж, он только что подъехал.
– И что? Насколько я понимаю, муж-то бывший?
– Я не хочу, чтобы он видел меня здесь.
– Ну что ж… Это можно понять. Ступай с богом, я тебя не держу, – сухо проговорил Федор Федорович.
– Да? Спасибо тебе, я пойду, – пролепетала она. И пошла прочь. Он смотрел ей вслед. Вот тебе и рандеву… Она шла медленно, спотыкаясь, казалось, едва волоча ноги и как-то сгорбившись. Ему стало ее нестерпимо жалко. Он буквально в три прыжка нагнал ее и схватил за плечи.
– Постой! Так нельзя, надо поговорить…
– О чем, Федя? – вскинула она совершенно несчастные глаза.
– О тебе, о нас.
Ее лицо вдруг осветилось изнутри, она просияла.
– Да? Спасибо, спасибо тебе!
– Пошли!
И он буквально поволок ее на Невский и завел в первое попавшееся кафе. К ним тут же подскочил молоденький официант.
– Два эспрессо и даме какой-нибудь десерт.
– Штрудель с вишнями подойдет?
– Подойдет, подойдет.
Официант ушел.
– Рассказывай! – потребовал Федор Федорович.
– Что? Что рассказывать? – всхлипнула Ираида.
– Все! Все, что наболело.
Она подняла на него огромные, показавшиеся ему сейчас бездонными глаза, полные слез.
– Тебе это надо?
– Это тебе надо! Выговориться надо. Давай-давай!
– Ах, если бы ты знал… Я с ума схожу, совсем запуталась. Я жила себе, работала, привыкла одна… И вдруг на меня сразу все обрушилось… почти одновременно… Я познакомилась с тобой и влюбилась, практически с первого взгляда… А тут вдруг Виктор нарисовался, все-таки родной отец и такие перспективы… А Сашка даже слышать о нем не желает, заявил «ты можешь ехать, а я останусь с бабушкой». А Виктор требует свидания с сыном. И как я могу ему отказать? Я так обрадовалась, когда ты позвонил, летела к тебе, как на крыльях, увидела, что ты меня встречаешь, обрадовалась не знаю как, а тут Виктор… Федя, милый, прости ты меня… Я уже ничего не соображаю… мне плохо, я не знаю, как быть…
Слезы капали в тарелку с вишневым штруделем.
– Так, понятно… А теперь послушай меня! Ты что, любишь этого своего Виктора?
– Нет, видит бог, не люблю.
– И сын твой не питает к отцу нежных чувств?
– Как выяснилось, нет.
– Но тебя привлекает идея жить в Барселоне с видом на море?
– Нет. Уже нет. Мне на мгновение показалось, но Сашка… Он ни за что… И потом, что это была бы за жизнь, если я больше не люблю Виктора? Да. Да, Федя, спасибо тебе, ты вразумил меня!
– Я не успел еще и слова сказать…
– Успел, достаточно было одной фразы. Хуже нет каторги жить с нелюбимым, хуже нет… Я люблю тебя, Федя, и прости ты меня бога ради за то, что я наболтала тебе в Москве, даже вспомнить стыдно, вела себя как последняя шлюха… А ты умный, благородный, понял, простил, приехал, а я тебя… продинамила… – И она залилась слезами.
Федор Федорович умилился.
– Ирочка, деточка, не плачь, знаешь что…
– Попроси счет! – вдруг потребовала она.
– Ты спешишь?
– Да, я спешу, идем скорее! – лихорадочно бормотала она.
