– А знаешь, я был тут в Питере, проходил мимо «Англетера», там доска висит мемориальная, а рядом, буквально в полуметре от этой доски, вывеска ресторана «Счастье». Можешь себе представить?
– Да ты что? Не было там такого ресторана раньше!
– А теперь есть! Это ж такая бестактность, уму непостижимо!
– Интересно, а куда смотрели городские власти? Черт знает что!
Федор Федорович был рад, что ему удалось переключить друга на другую тему.
– Да там, скорее всего, уже никто не знает, что случилось с Есениным! Как Маяковский писал: «У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга-подмастерье…»
– Знаю эти стихи: «Может, окажись чернила в «Англетере», резать вены не было б причины…»
– Вот сейчас твоя потенциальная теща тебя бы оценила, а то «Не звезданитесь!» Надо же. Федь, ты прости меня за эти пьяные слезы, совсем не мой стиль… Но почему-то перед тобой не очень и стыдно… Да, а почему Апельсиныч не подпевал?
– Ты запел, а он у меня деликатный… – улыбнулся Федор Федорович.
– Да он у тебя вообще чудо… Слезы у меня слизывал!
– Он тебя любит, а вот Ирку мою как-то не очень. Ревность, ничего не попишешь…
– Знаешь, Федька, золотой ты мужик…
– Да ладно… Очень многие с тобой не согласились бы. Очень-очень многие!
– Но я так скажу напоследок, и хватит потом сантиментов: я рад, что у меня есть такой друг! Дай пожму твою медвежью лапу, и я поеду!
– Куда в такой час?
– Домой! Такси сейчас вызову и поеду. Как говорил один знакомый, «бабаськи». Словечко вполне достойное твоей бывшей тещи, согласись.
И оба рассмеялись.
Ира вдруг стала замечать, что Сашка какой-то грустный.
– Сашок, в чем дело? Что-то в школе?
– Мам, не бери в голову, ерунда. Скажи, а мы в Москву поедем?
– Конечно! Скоро каникулы!
– А мы к нему переедем, да?
– А ты что, не хочешь?
– Хочу, мамочка, очень хочу! А ты когда билеты возьмешь?
– Какие билеты, Сашок?
– Ну на поезд?
– А я уже взяла. На субботу рано утром.
– А мы надолго?
– На три дня. Я в театре договорилась. Суббота, воскресенье и понедельник.
– И остановимся у Феди?
– Конечно.
– Хорошо, я потерплю, – едва слышно проговорил Сашка.
Но сколько она не допытывалась, так он ничего ей не сказал.
– Мама, ты не заметила, что с Сашкой что-то творится? – обратилась Ира к Августе Филипповне.
– Да, он какой-то потерянный, но я отлично понимаю, в чем дело.
– И в чем же?
– Он боится!
– Господи, чего он боится?
– Новой жизни с этим мужланом, сама что ли не понимаешь?
– Что за чепуха! Да он буквально бредит Федей!
– Это он тебя не хочет расстраивать. Ну что за жизнь у него там может быть? Ты вся растворишься в этом мужике… Это надо же, чтобы такая утонченная женщина влюбилась, как помоечная кошка, в этого амбала, да еще и старого…
– Мама, как ты можешь!
– Могу, могу! И вот что я тебе скажу: Сашка никуда переезжать не будет, останется со мной, а ты можешь все бросить, театр, музыку и нежиться в постели с этим амбалом. Это же додуматься надо: раньше ты мечтала сыграть концерт Вивальди до минор для флейты с оркестром, а теперь… И не говори, что ты его любишь! Ты любишь только одну часть его тела…
– Мама, не смей так говорить! Как тебе не стыдно!
– А мне-то чего стыдиться? Это не у меня бешенство матки!
– Все, мама! Я не позволю тебе вообще упоминать о Феде! И Сашка с тобой не останется, не надейся!
И Ираида выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
В доме теперь была невыносимая обстановка, и Ира уже считала дни до отъезда в Москву.
Накануне отъезда Августа Филипповна спросила у внука:
– Скажи, Саша, ты действительно хочешь ехать в Москву?
– Конечно, очень хочу!
– А может, не поедешь?
– Почему это?
– Кто знает, что там, в доме у этого типа?
– Это Федя тип? Никакой он не тип! Это тот, из Испании, тип, а Федя настоящий мужик, и я знаю, он… он мне поможет!
– И в чем это он должен тебе помочь?
– Есть один вопрос…
– Какой вопрос? Может, мы и без Феди обойдемся в решении этого вопроса?
– Бабушка, тебе самой-то не смешно? – бросил Сашка и выбежал из комнаты.
И вот, наконец, они с мамой сели в поезд. Сашка все время смотрел в окно. И был по-прежнему грустный. Скорее всего, он влюбился в какую-то девочку, а та не обращает на него внимания, подумала Ираида. Ну, это небольшая беда. Пусть.
– Сашок, а ты что это в смартфон не пялишься?
– А я его дома оставил.
– Забыл?
– Ага. Забыл.
Это показалось Ираиде странным, но мало ли что бывает с влюбленными мальчишками. Она здорово волновалась перед встречей с любимым мужчиной в этой новой ситуации. Как он поведет себя?
– Мама! Смотри, Федя! – просиял Сашка, указывая в окно. И в самом деле, Федор Федорович стоял на перроне с букетом в руках. Сердце у Иры зашлось от радости.
– Федя! – Сашка первым выскочил из вагона. – Привет!
– Привет, Санек! Погоди, надо еще маму подхватить!
Он протянул к ней руки.
– Ну здравствуйте, мои хорошие! Я страшно рад!
Он поцеловал Иру в щечку, пожал руку Сашке, взял чемодан, и они пошли к выходу.
– Вы пока постойте тут, а я подгоню машину.
– Мам, а какая у него машина?
– «Вольво», кажется.
– Круто!
Сашка сиял! От грусти последнего времени кажется, и следа не осталось. Неужто он скучал по Феде, которого видел всего ничего? Удивительно!
– Мам, вот она! – воскликнул Сашка и бросился к машине.
Федор Федорович вышел, положил чемодан в багажник.
– Простите, дорогие, сядьте оба сзади, у меня переднее сиденье не в порядке…
Все у него в порядке, догадалась Ира, просто не хочет оставлять Сашку одного на заднем сиденье! До чего ж он тонкий человек, несмотря на столь брутальную внешность. И как я люблю его!
– Ну, что у нас нового? – спросил Федор Федорович, выруливая со стоянки.
– Да ничего особенного, а у тебя?
