– Его выпороть можно. Чтоб скорбел по надобности.
– Выпороть и тебя можно‚ – сказал Оплечуев‚ и искорка зажглась в глазу. – Выпороть всякого можно‚ несочувственный ты человек. Мне скорбь твоя нужна по нутряному позыву‚ рыдание о погибели. В огонь за мною кинешься?
– Смотря какой огонь‚ – ответил Афанасий и тем уязвил.
Василий Савельев сын Оплечуев записывал на досуге: буквы что ногти обкусанные. Трактат назывался "В пыли времен" и начинался таким образом: "Блохи. Ихние законы. Обычаи и привычки. Стихия‚ их окружающая". Писал Оплечуев без торопливости‚ в расчете на бессмертие‚ по строчке на день‚ в великом опасении‚ что подобное уже написано‚ но им прежде не читано. "Блохи бывают городские и деревенские‚ однако стихия‚ их окружающая‚ подобна себе во всем. Вода у блох при кипении непременно обращается в пар, мерзлая вода образуется в лед‚ а замороженные дождевые капли сыплются на блох градом. Воздух‚ которым дышат блохи‚ называется атмосферическим и давит на них нежелаемой тяжестью. Всякая блоха огорожена четырьмя сторонами света‚ отчего скорбит в утеснении. Свет у блох – состояние противное тьме; море – скопление солёногорьких вод, которые загнивания не имеют; земля с блохами ходит вкруг солнца‚ а луна без блох вкруг земли. Лунатизма среди них не наблюдается‚ но ежели человек снобродит и проказит по ночам‚ блохи проказят на нем. Полный круг делится у них на триста шестьдесят градусов; блохи на пересекающихся линиях сходятся для беседы в единой точке‚ а на параллельных линиях равно отстоят друг от друга и встретиться им не можно. Блохи России и Америки‚ называемые антиподами‚ выставляют друг другу подошвы ног‚ блохи-соседи выставляют кулаки по закоренелому разномыслию, и в ходу у них такие приговоры: "Был бы жив‚ а дни будут"‚ "Дал Господь денечек‚ даст и кусочек". На разысканиях в греко-римских развалинах блохи не бывают обнаружены‚ отчего следует‚ что после всякой бани блошиная жизнь зарождается из ничего. Весну возглашает жаворонок. Почесуху предвещает блоха..."
На заглавном листе было начертано красными чернилами: "Сие рукописание учинил в здравом разуме предпочитатель бесполезного‚ его честь господин отставной кавалер-майор Василий Савельев сын Оплечуев из деревеньки Талицы. Чтобы книгу сию не раскрывать‚ рукописанием не пользоваться, не называть своим под страхом кровопускания и мясораздробления".
Пришла Милитриса Кирбитьевна‚ неглижированная по долгу службы‚ дебела и упитана в толстоте плоти:
– Заунывно сидишь‚ барин. Баб шугни – в лес по веники. Мыльню вели протопить. Раскали до красного сукна. Взойди. Попарься в охотку. Квасом обмойся. Прутьями обстегайся. Вылези едва жив – и в постелю. А там я.
– Помру‚ – сказал‚ – станешь по мне тужить?
– На могилку наведаюсь‚ – пообещала. – Ежели проездом доведется. Тужить – живот надсаживать.
Прошлась вкруг по комнате‚ бедром потрясла:
– Дай волос выщипну. Чтоб седых не было.
А он:
– Поди прочь.
Милитриса Кирбитьевна‚ прелютая львица‚ была женщина разумная‚ с бережением‚ выгоду блюла в накоплении достатков‚ не изнашивая себя при сём вольном промысле‚ отчего и пошагала с облегчением в спальные покои. Наряды примеривать и компоты кушать.
– Афанасий‚ ты Геродота читал?
Афанасий не выразил интереса:
– Велишь‚ барин‚ так прочитаю.
– Дурак! Ты ж грамоте не обучен.
– Чего спрашивать?
Обиделся на него. Надулся. Как бы уязвить‚ да побольнее?
– Ты‚ Афанасий‚ народ неисторический‚ а потому Геродот тебя не упоминает. А упоминает он‚ чтоб ты знал‚ киммерийцев – на степных берегах Понта Евксинского‚ скифов упоминает – к северу от них‚ исседонов – еще далее‚ а уж затем аримаспы‚ одноглазые страшилища‚ вроде тебя‚ Афанасий‚ и имя твое отныне – Аримасп.
Тот и ухом не повёл‚ вековечный холоп:
– Как повелишь‚ так и будет. На всей твоей воле‚ барин.
– То-то же. – И продолжил: – За аримаспами грифы стерегут золото‚ а уж совсем на севере‚ у студеного Окиян-моря‚ где льды стоят вековые‚ расположились блаженные гипербореи‚ не нам чета. Ясно тебе?
– Чего тут неясного‚ – ответил Аримасп. – Седлать?
– Седлай.
И они поехали к гипербореям.
3
Гипербореи жили в Затенье. На выселках. В шалашах-землянках.
Путь к ним лежал по неудобопроходимым местам‚ через моховые‚ окончатые болота‚ край павших‚ пустотелых осин‚ где хляби осклизлые‚ грязи вязучие‚ душная вода в загнивании‚ гуд неумолчный от гнуса‚ а потому гипербореям никто не досаждал. До случая.
Лесом доехали до ржавых болот‚ а там лошади обеспокоились‚ топи почуяли трясучие‚ кишение змей в травах: узорчатую змею-брусалицу‚ вертячую змею-ужлицу‚ медяницу‚ змею-скоропею‚ змею-скучнею‚ аспида с василиском‚ гада летучего о двенадцати хоботах.
– Афанасий.
Не откликнулся.
– Батюшка домовой!
Ухом не повел.
– Аримасп! Это чего там?
Одноглазый Аримасп сказал‚ не глядя:
– Алешка. Вурдалачий сын. Кто жать‚ а кто в борозде лежать.
По краю болот гулял Алеша Песенка: ростом низок‚ лицом губаст‚ глазом светел и волосами кудряв. Травы собирал с кореньями пред непременным запойством‚ пел-разливался птицам на зависть: "Из-за леса‚ леса темного‚ из-за садика зеленого..." Алеша был кроток и стыдлив‚ тих в помыслах и покоен нутром‚ а потому собаки не лаяли на него по деревне‚ змей не жалил на болоте‚ гнус не пил кровь. Увидел своих‚ подошел‚ корешок протянул:
– Высуши‚ утолчи в ступе‚ сохраняй к потребности. Мокроту высушивает в груди и жилы дыхальные отворяет.
– Да у меня немочь на сердце‚ тоска наносная‚ – с досадой сказал Оплечуев. – Что мне твоя мокрота? Ежели помру‚ станешь по мне рыдать?
Поглядел внимательно:
– Песенку по тебе спою. Чтоб спалось покрепче. "Ты спи-усни‚ угомон тебя возьми..."
К гипербореям вела тропа-вытопка‚ что уводила по невидным приметам через край дыбучих болот: от пня горелого на дуб без макушки‚ от осины виловатой к засечке на березе‚ мимо сосны на два верха‚ через мшистый седой бурелом‚ где ели‚ обвисшие на соседях‚ неспособные долететь до земли.
Проток выпадал из болота‚ мелкий, на камнях перебористый‚ водой истекал на полночь: имя ему – Юдоль Плачевная. Кипел полноводный ключ-студенец‚ а вкруг ключа жили беспечальные гипербореи, на месте влажном‚ пестрыми цветами разукрашенном‚ в краю достойного умолчания.
Вышли встречать. Фалалей‚ Кисляй‚ распоп Гридя да Иринарх – бодучий козел.
Оплечуев привозил им еду‚ и к Оплечуеву они благоволили. Даже отрыли нору в земле‚ ежели пожелает присоседиться‚ но он пребывал в шатком недоумении: то ли к гипербореям отойти‚ то ли подвинуться на отыскание землиц‚ никому пока не принадлежащих. Однажды собрался в поход за Байкал-море с верным ему Афанасием‚ с пашенными мужиками – лесинами наперевес‚ дабы омочили лапти в неведомых океанах‚ но сосед от инфантерии Оболдуев Угреватая Рожа, глаз змеиный, скорый донос настрочил‚ и отворотили Оплечуева с начала пути‚ не дозволили повоевать Землю Индейскую‚ Землю Богдыханскую-Самурайскую для приведения под державную руку и умножения казенной выгоды.
