На следующее утро мы смонтировали на себе проводку. Клод надел компьютер и радиопередатчик и должен был нажимать большими пальцами ног на выключатели, спрятанные в его ботинках. На мне был радиоприемник, от которого по моей шее поднимались новые стальные провода, шедшие к динамику, спрятанному в правом ухе. Когда я был готов отправляться в казино, Клод склонил голову в сторону и спросил меня с озорной улыбкой: «Что задает тебе ритм?»
Его шутливый вопрос намекал на те странные ритмичные звуки (собственно говоря, музыкальные ноты), которые он должен был отправлять со своего компьютера мне в ухо во время игры за рулеточным столом. Но когда я вспоминаю свое прошлое и вижу себя, опутанного проводами нашего оборудования, я останавливаю время на этом моменте и мне кажется, что в этом вопросе был и другой, более глубокий смысл.
Именно в этот момент своей жизни я мог выбрать один из двух очень разных вариантов своего будущего. С одной стороны, я мог окончательно превратиться в профессионального игрока и зарабатывать миллионы долларов в год. Чередуя игру в блэкджек и рулетку, я мог бы тратить часть своих выигрышей, играя маскировки ради в другие игры, в которых казино имеют небольшое преимущество, например в крэпс или баккара.
С другой стороны, я мог выбрать продолжение жизни в науке. Мой выбор зависел от моего характера, точнее, от того, что именно задавало ритм моего существования. Как сказал Гераклит: «Характер человека – это его судьба». Потом я снова включаю ход времени и вижу, как мы направляемся к рулеточным столам.
Мы вчетвером пришли в казино. Вивиан и Бетти Шеннон стали прогуливаться по нему, болтая друг с другом, а мы с Клодом делали вид, что не знакомы ни с ними, ни друг с другом. Мои спутники, не имевшие моего опыта посещений казино, нервничали, но, к счастью, не показывали этого. Клод встал возле рулеточного колеса и занялся хронометражем шарика и ротора. Чтобы замаскировать свои действия, он записывал выигравшие в каждом туре числа и выглядел совершенно как очередной обреченный на проигрыш системный игрок. Тем временем я занял место на дальнем конце стола, на некотором расстоянии от Клода и колеса.
Клод дождался, пока крупье подтолкнул ротор, чтобы его вращение не останавливалось. Когда зеленая ячейка зеро проходила через точку отсчета, в качестве которой Клод выбрал одно из отклоняющих шарик ребер на статоре, он нажал большим пальцем ноги на беззвучный ртутный выключатель, спрятанный в его ботинке. Есть контакт! Если бы он не был беззвучным, его можно было бы назвать щелчком. Когда зеленое зеро снова прошло точку отсчета, последовал второй щелчок. Прошедшее между двумя нажатиями время было длительностью оборота. После второго щелчка в моем ухе зазвучала музыкальная гамма из восьми нот – до, ре, ми и так далее, – повторяющаяся при каждом обороте ротора. Теперь компьютеру была известна не только скорость вращения ротора, но и его положение относительно статора. Хотя ротор установлен на опоре с драгоценными камнями, обладающей чрезвычайно малым трением, его вращение все же постепенно замедляется. Наш компьютер учитывал и этот эффект. Клод должен был заново производить хронометраж ротора раз в несколько минут, то есть каждый раз, когда крупье подталкивал его, чтобы скомпенсировать постепенную потерю скорости.
Я был готов делать ставки. Крупье запустил шарик. Пока он катился по дорожке, расположенной наверху статора, Клод мысленно отмечал каждое прохождение шариком точки отсчета. Когда ему казалось, что до скатывания шарика осталось больше трех, но меньше четырех оборотов, он нажимал пальцем другой ноги на кнопку во втором ботинке. И наконец, когда шарик завершал следующий круг, Клод нажимал на нее еще раз. Щелк! Звук выключался. По последней услышанной ноте я мог определить, на какую группу чисел мне следует ставить. Поскольку мы лишь испытывали систему, я ставил десятицентовые фишки. Через несколько оборотов компьютер совершал очередное чудо: моя ставка выигрывала, и несколько фишек превращались в целую кучу. В каждом туре игры я ставил на пять чисел, расположенных на роторе рядом друг с другом. Такие ставки распространены в Европе, где их называют французским словом voisinage, то есть «соседи» или «окружение».
Мы разделили все числа на колесе на восемь таких пятерок, причем 0 и 00 входили в них дважды, так как в наших группах получалось сорок чисел, а на колесе их было только тридцать восемь. Эти группы чисел мы назвали «октантами». Игрок, ставящий по 1 доллару на каждое из пяти чисел, в среднем выигрывает приблизительно пять раз из тридцати восьми и теряет все пять ставок в остальных случаях. Суммарный уровень его проигрыша составляет 2 доллара из каждых 38, что соответствует преимуществу казино в 5,3 %. Однако благодаря использованию нашего компьютера наши ставки на пять чисел выигрывали в одной пятой всех случаев, что давало нам преимущество 44 %.
Правда, возникали и затруднения. В разгар одной из выигрышных игр я заметил, что сидящая рядом со мной дама смотрит на меня с ужасом. Я понял, что мне нужно уходить, хотя и не знал, почему, и поспешил в туалет. Там я взглянул в зеркало и увидел, что динамик торчит из моего уха, как какое-то странное насекомое. Другая, более серьезная проблема не позволила нам в этой поездке перейти к крупным ставкам, хотя мы часто превращали маленькие кучки десятицентовых фишек в большие груды. Она была связана с проводами, соединенными со вставленным в ухо динамиком. Они были стальными, но такими тонкими, что часто рвались, что приводило к долгим перерывам в игре: нам нужно было вернуться в номер и заново выполнить всю долгую процедуру ремонта и восстановления моей проводки.
Но когда система работала, она работала успешно. Мы знали, что проблему с проводкой можно устранить, если использовать более толстые провода и отпустить волосы так, чтобы они прикрывали и уши, и проводку, проходящую вдоль шеи. У нас также возникла идея «подключить» наших жен, которые могли бы скрыть оборудование под своими длинными по тогдашней моде волосами, но они были не в восторге от такой перспективы.
Когда я делал свои ставки, никто из наблюдателей понятия не имел о том, что делаем мы с Клодом. Никто также не заподозрил, что мы четверо имеем какое-то отношение друг к другу. Тем не менее я понимал, что если казино узнают о нашей деятельности, им не составит труда нас остановить. Достаточно было бы объявлять «Ставки больше не принимаются» до запуска шарика, а не ждать, пока он почти закончит свое обращение по верхней дорожке, как это было принято. Чтобы избежать разоблачения и введения подобных мер, нам потребовалось бы устраивать представления, отвлекающие внимание от наших выигрышей. По своему опыту игры в блэкджек я уже знал, каких усилий это могло потребовать. Ни я, ни Вивиан, ни Клод и Бетти не хотели заниматься необходимыми для этого репетициями, переодеваниями, гримированием и прочими уловками, а известность, которую я приобрел благодаря блэкджеку, делала меня слишком заметной фигурой, чтобы долго оставаться неузнанным. Никто из нас не готов был тратить на это долгое время, которого неизбежно потребовала бы такая маскировка. Поэтому мы отложили проект в сторону, хотя и не без некоторых колебаний. Я всегда считал, что это было правильное решение.
Созданная в МИТ лаборатория Media Lab называет наше устройство первым из так называемых носимых компьютеров
[114], то есть компьютеров, функции которых связаны с их ношением на теле. В конце 1961 года я сделал второй носимый компьютер, вариант предыдущего для предсказания игры в «денежное колесо» (или «Колесо Фортуны»). Как и в рулеточном компьютере, для ввода информации в нем использовался выключатель, приводимый в действие пальцем ноги, а для вывода – динамик; этот компьютер содержал всего один однопереходный транзистор, и для его использования был нужен всего один человек
[115]. Устройство было размером со спичечный коробок и хорошо работало в казино, но сама игра была недостаточно активной, чтобы можно было скрыть необычайные результаты розыгрыша моих ставок. Несколько раз, когда я делал ставки с выплатой 40:1 при уже вращающемся колесе, крупье подталкивал колесо еще раз.
