Однако в отношении нашего вывода следует сделать две оговорки, которые заслуживают самого пристального внимания. Первая касается арбитража с отдельными ценными бумагами, вторая, более серьезная, – неэффективности рынка в целом и неэффективности рынков отдельных ценных бумаг. Эти два аспекта тесно связаны друг с другом.
Арбитраж – это ключевой момент в споре между сторонниками Фундаментальных Идей и поведенческих финансов. Арбитраж предполагает покупку одного актива с одновременной продажей другого в расчете на то, что цена купленного актива вырастет, а цена проданного упадет. К примеру, одна и та же ценная бумага может торговаться на двух рынках, или одна ценная бумага может торговаться на одном рынке как традиционная ценная бумага, а на другом – как базовый актив производного инструмента (например, фьючерсного контракта). Если цены различаются, то в результате продажи арбитражерами переоцененного актива и покупки недооцененного они должны сближаться. Арбитраж в таких случаях – практически безрисковая транзакция.
Арбитражеры также могут оперировать двумя сходными активами, которые связаны не совсем так, как акции и производный инструмент на их основе. Типичный пример – конвертируемая облигация и акция, на которую она обменивается. Более рискованная стратегия – арбитраж с двумя ценными бумагами со сходными характеристиками, например с акциями двух высокотехнологичных компаний. Во время пузыря 1990 гг. немало хедж-фондов отдавало предпочтение этой стратегии. Многие аргументы в пользу гипотезы эффективного рынка исходят из того, что именно арбитражем объясняется кратковременность ценовых несоответствий и сложность получения доходности выше рыночной.
В самом деле, если предположить, что арбитражные возможности существуют всегда и что арбитражеры всегда обнаруживают ценовые несоответствия и немедленно устраняют их без принятия риска, то рациональность инвесторов отходит на второй план в спорах вокруг гипотезы эффективного рынка. Состояние рынка, при котором арбитраж всегда достигает цели, называют условием безарбитражности, поскольку на эффективном рынке не должно оставаться арбитражных возможностей.
При безарбитражности исчезает предмет спора между Фундаментальными Идеями и поведенческими финансами, поскольку любые несоответствия цен устраняются настолько быстро, что никто не может пользоваться ими на более или менее постоянной основе. Иначе говоря, аномалии поведенческих финансов возможны, однако они исчезают до того, как ими начнут регулярно пользоваться активные менеджеры.
Стивен Росс, один из наиболее выдающихся сторонников Фундаментальных Идей, так описал значение условия безарбитражности для спора:
Во-первых, я никогда не считал, что люди, включая меня, так уж рациональны в своем поведении. Напротив, меня всегда удивляли действия людей. Но это никогда не имело отношения к финансовой теории. Безарбитражность требует наличия достаточного количества состоятельных и умных инвесторов, которые могли бы ликвидировать арбитражные возможности в момент их появления… Неоклассическая теория – теория акул, а не теория рационального «гомо экономикус», именно в этом основное различие между финансами и традиционной экономической теорией… Состоятельные арбитражеры находят возможности, [обусловленные поведенческими ошибками], используют их и тем самым ликвидируют ценовые несоответствия [курсив автора книги]
{33}.
Позицию Росса в отношении арбитража раскритиковали экономист из Гарвардского университета Андрей Шлейфер и Роберт Вишны, один из коллег Талера по Чикагскому университету, в своей работе «Пределы арбитража» (The Limits to Arbitrage). Шлейфер и Вишны построили свои доводы на различиях между миром на страницах учебников и миром, в котором реальные инвесторы принимают решения:
Хрестоматийный арбитраж на финансовых рынках не требует капитала и не связан с риском. В реальности для участия практически во всех арбитражных сделках нужен капитал, а сами сделки обычно рискованны. Более того, профессиональным арбитражем занимается относительно небольшая группа узкоспециализированных инвесторов, использующих заемные средства. Влияние профессионального арбитража на цены акций довольно неоднозначно – в предельной ситуации, когда цены значительно отличаются от фундаментальной стоимости, арбитраж становится неэффективным. Модель также показывает, где на финансовых рынках могут возникнуть аномалии, и почему арбитраж не позволяет их устранить
{34}.
Короче говоря, реальный мир не так прост, как в гипотезе эффективного рынка или в трудах Росса. Шлейфер и Вишны подчеркивают, что арбитражем занимается не армия инвесторов, желающих сыграть на разнице в цене, а небольшая группа опытных профессионалов, которые специализируются на арбитражной стратегии и имеют в распоряжении значительные финансовые ресурсы. Прекрасно понимая риски, арбитражеры могут воздержаться от сделки, а иногда своими действиями еще больше увеличивают ценовую разницу. Арбитраж часто предполагает короткую продажу, а это рискованный и дорогостоящий шаг. Цены, которые должны сближаться, могут разойтись еще больше просто из-за того, что шумовые трейдеры зашли слишком далеко, чтобы признать свои ошибки. Самый большой риск арбитражера – это риск усиления краткосрочной тенденции, т. е. ситуации, когда другие инвесторы покупают что-то только потому, что оно начало расти в цене, и одно повышение влечет за собой другое, приводя в конечном итоге к гигантской переоценке актива. «Не стоит бороться с тенденцией», – гласит старая поговорка Уолл-стрит. Что ж, она иногда оправдывает себя
[18].
Вместе с тем, хотя ограниченность возможностей арбитража и, следовательно, поддержания эффективности рынка нельзя сбрасывать со счета, важно понимать, что значимых эпизодов подобного рода не так уж и много. Например, две составные части компании Royal Dutch Shell – Royal Dutch, торгующаяся в США, и Shell Transport, торгующаяся в Лондоне, – были идентичными по базовым активам. Если исходить из их долей в активах, то рыночная стоимость акционерного капитала Royal Dutch должна была в полтора раза превышать стоимость акционерного капитала Shell Transport с учетом валютного курса. Тем не менее Royal Dutch долгое время была недооценена относительно Shell Transport чуть ли не на 35 %.
Другой пример – известная компания MCI Communications (символ MCIC на бирже NASDAQ). Дневной объем торговли акциями этой компании в 1000 раз больше, чем у Massmutual Corporate Investors, закрытого фонда, инвестирующего в основном в корпоративные облигации. Биржевой символ фонда – MCI. Понятно, что эти компании не имеют ничего общего друг с другом. Несмотря на это, с конца 1994 по конец 1997 г., в особенности в течение 12 последних месяцев этого периода, когда MCI активно вела переговоры о слиянии, акции двух компаний двигались совершенно одинаково, как с точки зрения цен, так и объемов торговли. Исследователи, анализировавшие данный пример биржевой путаницы, отмечают, что «значительная часть [операций с] MCI (Massmutual Corporate Investors) была… обусловлена действиями тех, кто вовсе не собирался иметь дело с этими акциями и, скорее всего, даже не подозревал об их существовании»
{35}.
