Она прикусила разбитую губу. По подбородку потекла свежая кровь, зато в призрачно-серый мир вернулись краски реальности. Эмили захлопнула дверь и потянулась к замку, чтобы закрыть его на ключ. Замка не было! Оглядевшись по сторонам она заметила у школьного деревянного стола школьный же деревянный стул. Когда прихрамывающий Пикеринг пустился бежать мимо прачечной и кабинета – а про нож он вспомнил? Разумеется, вспомнил! – Эмили схватила стул и заблокировала им дверную ручку, предварительно ее повернув. Буквально через секунду Пикеринг толкнул дверь обеими руками.
Окажись пол голым, стул заскользил бы по нему, как деревянный диск в палубном шаффлборде. Тогда пришлось бы сыграть в бесстрашную укротительницу львов и использовать стул для самообороны. Вряд ли это остановило бы Пикеринга! Слава богу, на полу лежал ковер! Пусть дешевый, нейлоновый, зато с длинным ворсом. Ножки стула точно застряли в нем, хотя Эм заметила, что на ковре появились волны. Дико заревев, Пикеринг стал колотить в дверь кулаками, а Эм – надеяться, что в порыве бешенства он напорется на нож или даже горло себе перережет.
– Открой дверь! – орал Пикеринг. – Открой! Ты только хуже себе делаешь!
«А хуже бывает?» – подумала она, попятилась от двери и огляделась по сторонам. Что теперь? Раз дверь была лишь одна, оставалось окно.
– Леди Джейн, не доводи меня до безумия!
«Да ты давным-давно свихнулся! Как Шляпник в Алисе!»
Окно было типично флоридское, такие ставят, чтобы любоваться видом, а не чтобы открывать: кондиционер же есть. Как действовать дальше? Выброситься из окна, как Клинт Иствуд в одном старом вестерне? Да, можно, в детстве подобные трюки ей очень нравились, но ведь сейчас она осознает, насколько велик риск порезаться. Клинта Иствуда, Шона Коннери и Стивена Сигала в сценах с пробиванием окон заменяли каскадеры, да и в тех окнах наверняка были особые стекла.
В коридоре опять послышались шаги: Пикеринг отступил, потом снова налетел на дверь. Он был настроен решительно, и дверь, несмотря на всю тяжесть, содрогнулась. На сей раз стул сдвинулся на пару дюймов, но, к счастью, не упал. Зато ковер снова покрылся волнами и начал рваться со звуком, чем-то напоминающим треск отклеивающейся изоленты. Для человека, которого только что колотили по голове и плечам тяжеленной кленовой палкой Пикеринг казался поразительно бодрым. Наверное, безумию своему вопреки, он понимал: если пленница свободу обретет, то он – вмиг потеряет. Да, безумие вкупе с рациональностью создают отличную мотивацию.
«Зря я подлокотником ограничилась, лучше бы весь чертов стул о его голову сломала!» – подумала Эмили.
– Хочешь поиграть? – сипло поинтересовался Пикеринг. – Я за, обеими руками! Только играем мы в моей песочнице, вот… Вот… я… иду!
Он снова пнул дверь, которая подпрыгнула на разболтавшихся петлях, а стул отодвинулся еще на два-три дюйма. Между ножками и дверью появились темные каплевидные пятна – прорехи в дешевом ковре.
Значит, все-таки окно… Раз уж ей суждено умереть от кровотечения, раны лучше нанести самой. Если… если обернуться покрывалом, может…
Тут ее взгляд упал на письменный стол.
– Мистер Пикеринг! – закричала Эмили, схватив стол за бока. – Подождите! Хочу заключить с вами сделку!
– Никаких сделок с сучками, ясно? – раздраженно рявкнул Пикеринг, но замер, вероятно, чтобы восстановить дыхание, и таким образом дал ей время. Большего и не требовалось: немного времени, а не пылкие заверения в том, что он не привык заключать сделки с сучками. – Ну, что у тебя за план? Расскажи папочке Джиму!
Сейчас ее планом был стол. Эмили подняла его, почти уверенная, что надорванная поясница лопнет словно воздушный шар. Только стол оказался легким и стал еще легче, когда с него слетела скрепленная резинкой стопка… неужели университетских тетрадей для экзаменационных работ?
– Что ты задумала? – рявкнул Пикеринг. – Не смей!
Эмили бросилась к окну, резко затормозила и швырнула стол. От звона битого стекла чуть не лопнули барабанные перепонки. Не тратя времени на раздумья и взгляды вниз – думать в такой ситуации ни к чему, а от созерцания высоты мог проснуться страх, – Эмили сдернула покрывало с кровати.
Пикеринг снова налетел на дверь, и хотя стул снова выдержал (в этом Эмили не сомневалась, ведь иначе он на всех парах мчался бы к ней), раздался громкий треск.
Она завернулась в покрывало, превратившись в индианку из детских книг с иллюстрациями Н.К. Уайета, готовую выйти под снегопад, и прыгнула в обрамленную зазубринами брешь в тот самый момент, когда дверь наконец распахнулась. Несколько колючих стеклянных стрел оторвались от рамы и вонзились в покрывало, но ни одна из них ее не поранила.
– Сучка, мерзкая сучка! – где-то рядом, совсем рядом заорал Пикеринг, но Эмили уже шагнула в пустоту.
9
Сила тяжести – наше все
В детстве Эмили считалась сорванцом и предпочитала мальчишечьи игры (любимая называлась просто «Войнушка») в лесу за домом в предместье Чикаго бестолковой возне с Барби и Кеном. Она, не снимая, носила джинсы с кроссовками, а волосы убирала в хвост. Вместо сестер Олсен они с лучшей подругой Бекки смотрели по телевизору Иствуда со Шварценеггером, а после очередной серии «Скуби-Ду» представляли себя именно Скуби или Скраппи, а не Вельмой или Дафной. Первые два класса начальной школы все, что они ели на ленч, называлось скубиками.
Разумеется, девчонки лазали на деревья. Одно лето они, в ту пору девятилетние, только этим и занимались. Помимо папиных советов о том, как правильно падать, из того лета Эмили запомнила белый крем, который каждое утро мама намазывала ей на нос, и строгим – только посмей ослушаться! – голосом говорила: «Ни в коем случае не вытирай, поняла, Эмми?»
Однажды Бекки потеряла равновесие и чуть не упала на лужайку Джексонов с высоты пятнадцати футов (может, всего десяти, но для девчонок они были все равно что двадцать пять или даже пятьдесят). Спасла Бекки лишь толстая ветка, за которую она ухватилась и повисла, жалобно взывая о помощи.
В то утро Расти косил лужайку. Он подошел к дереву – да, неторопливо подошел, а не подбежал, успев даже выключить косилку «Бриггс энд Страттон», – и поднял руки. «Прыгай!» – велел он, и доверчивая Бекки, лишь двумя годами раньше верившая в Санту, спрыгнула. Расти без труда ее поймал, позвал дочь: «Спускайся, Эм!» и усадил обеих девочек у подножия дерева. Бекки глотала слезы, а Эмили боялась в основном того, что лазанье по деревьям переведут в разряд запрещенного, как, например, походы в круглосуточный магазин без взрослых после семи вечера.
Расти не запретил лазать по деревьям (хотя мать Эмили, выгляни она в окно кухни, поступила бы именно так). Вместо этого он научил девочек падать. После объяснений Бекки с Эмили целый час оттачивали навык на практике. День получился прекрасным: ярким и запоминающимся.
Выпрыгивая в окно, Эмили увидела, как далеко от нее мощенный плиткой дворик. Может, лишь в десяти футах, но вылетающей из разбитого окна в изрезанном покрывале Эм казалось, что в двадцати пяти, а то и в пятидесяти.
