Она наклонилась над столом, коснулась моей руки.
– Абсолютно нет.
И от этих слов настроение у меня улучшилось еще больше. Я быстро сжал ее руку, отпустил.
– А какой ваш второй вопрос?
– Насколько для вас важно, чтобы я поверила в историю об этих возвращающихся вещах?
Я подумал: блестящий вопрос – пусть даже кубик из прозрачной пластмассы все это время стоял рядом с сахарницей. Такие вещи, в конце концов, не редкость. И я подумал, что она скорее всего преуспела бы в жизни, защитив диплом по психологии, а не по немецкому.
– Не так важно, как мне казалось час назад. Мне стало легче только от того, что я вам все рассказал.
Она кивнула и улыбнулась:
– Хорошо. А вот моя лучшая версия: кто-то, вероятно, повел с вами какую-то игру. Не очень хорошую.
– Подшучивает надо мной… – Я старался не показать разочарования. Может, вуаль неверия окутывает людей при определенных обстоятельствах, защищает их. А может… даже вероятно… мне не удалось передать ощущение того, что это имело место быть. До сих пор имеет место. Накрыло меня как лавиной.
– Подшучивает над вами, – кивнула она. И тут же добавила: – Но вы в это не верите.
Что ж, я не мог отказать ей в проницательности.
– Я запер дверь, когда выходил из квартиры, и она была заперта, когда я вернулся из «Стэплс», – слышал, как щелкнул замок. Громко. Характерным звуком.
– И однако вина выжившего проявляется самым странным образом. И если верить журналам, оказывает мощное воздействие на человека.
– Это… – «Это не вина выжившего» – вот что хотел я сказать, но вовремя понял, что слова неправильные. У меня сохранялся шанс обрести нового друга, а новый друг – это хорошо, как бы ни сложилось все остальное. Поэтому я подкорректировал ответ: – Не думаю, что это вина выжившего, – указал на пластмассовый кубик. – Он здесь, не так ли? Как и очки Сони. Вы его видите. Я тоже. Полагаю, я мог бы купить его сам, но…
– Не думаю, что вы это сделали. Но не могу согласиться и с версией, будто между реальностью и Сумеречной зоной открылся лючок и из него вывалились вот эти вещи.
Да, проблема… Пола автоматически отсекала версию сверхъестественного появления вещей в моей квартире, несмотря на факты, эту версию подтверждающие. Так что предстояло решить, что мне нужно больше – переубеждать ее или обрести друга.
Я пришел к выводу, что переубеждение не главное.
– Ладно. – Я заметил ожидающий взгляд официанта и знаком показал, что нам нужен счет. – Я могу принять ваше неприятие.
– Можете? – Она пристально смотрела на меня.
– Да. – Я считал, что говорю правду. – Если время от времени мы будем вместе выпивать по чашечке кофе. Или просто здороваться в вестибюле.
– Естественно.
Она отвечала рассеянно, потому что мысленно в разговоре уже не участвовала. Смотрела на кубик из прозрачной пластмассы со стальным центом внутри. Потом глянула на меня. И я увидел, как осветилось ее лицо, совсем как в мультфильме. Она протянула руку, схватила кубик. Едва ли я смогу описать глубину ужаса, который почувствовал в тот момент, когда она это сделала, но что я мог сказать?.. Мы, два жителя Нью-Йорка, сидели в чистеньком, ярко освещенном месте. Со своей стороны она уже установила базовые правила, и они жестко исключили сверхъестественное. Его вынесли за пределы наших отношений. О нем не могло быть и речи.
Но в глазах Полы вспыхнул огонь. Огонь этот говорил о том, что мистер Забей-на-все находится в доме, а я знал по собственному опыту, как трудно противостоять его голосу.
– Отдайте это мне. – Пола улыбнулась. И я увидел, впервые, честное слово, что она не только красивая, но и сексуальная.
– Зачем? – Как будто я не знал.
– Пусть это будет мой гонорар за то, что выслушала вашу историю.
– Не знаю, хорошая ли это…
– Да. – Ее действиями руководило наитие свыше, а в подобных ситуациях люди не принимают отрицательного ответа. – Блестящая идея. Я приму необходимые меры, и по крайней мере этот сувенир не убежит к вам, виляя хвостом. У нас в квартире есть сейф. – И она разыграла очаровательную пантомиму, показывая жестами, как закрывает дверцу сейфа, набирает комбинацию, поворачивает ключ, вынимает его из замочной скважины, а потом выбрасывает через плечо.
– Хорошо, – кивнул я. – Это мой подарок.
В эту минуту я испытывал злорадство. Считайте, то был голос мистера Что-ж-вы-сами-во-всем-убедитесь. Вероятно, одного лишь рассказа оказалось недостаточно, чтобы снять камень с души. Она мне не поверила, и как минимум какая-то часть меня хотела, чтобы мне поверили, и обижалась на Полу за то, что не получила желаемого. Эта часть знала: позволить ей взять кубик из прозрачной пластмассы – абсолютно кошмарная идея, но все равно радовалась, глядя, как Пола убирает кубик в сумочку.
– Вот, – подвела она итог. – Мама говорит: бай-бай, гулянье закончилось. Может, если он не появится через неделю или две – полагаю, все зависит от того, насколько упрямым окажется ваше подсознание, – вы сможете раздать остальные вещи.
Эти слова стали настоящим подарком, который я получил от нее в тот день, хотя тогда этого не знал.
– Возможно, – ответил я и улыбнулся. Широкой улыбкой, предназначенной для моего нового друга. Широкой улыбкой, предназначенной для красивой женщины. И при этом думал: «Вы сами во всем убедитесь».
Такие вот дела.
Она убедилась.
Тремя вечерами позже, когда я слушал Чака Скарборо, объяснявшего в шестичасовом выпуске новостей причины пробок, которые в последнее время парализовали город, в дверь позвонили. Поскольку по домофону никто не просился войти, я предположил, что принесли какую-нибудь посылку – может, Рейф принес что-то доставленное «Федерал экспресс». Я открыл дверь. На пороге стояла Пола Робсон.
Совсем не та женщина, с которой я сидел за столиком в «Гриле Дональда». Нет, ко мне пришла другая Пола – скажем, миссис Ну-до-чего-ужасна-эта-химеотерапия. Косметикой она не воспользовалась, лишь чуть тронула помадой губы, так что кожа обрела болезненный желтовато-белый оттенок. Под глазами появились темные коричневато-лиловые мешки. Возможно, она попыталась причесаться, прежде чем спуститься с пятого этажа, но пользы это не принесло. Волосы напоминали солому и торчали во все стороны, как в комиксах, и при иных обстоятельствах могли даже вызвать улыбку. Кубик из прозрачной пластмассы она держала на уровне груди, и у меня появилась возможность лицезреть, что и от ухоженных ногтей остались одни воспоминания. Она их изгрызла, и изгрызла быстро. А первой, прости Господи, у меня мелькнула мысль: «Да, она во всем убедилась».
Кубик она протянула мне:
– Возьмите его.
Я молча взял.
– Его звали Роланд Абельсон. Не так ли?
