Докатившись до конца полосы, я свернул и притормозил, тут меня уже ждали, я больше скажу, несколько солдат шагали рядом держась за крылья, так что выключив мотор, я приоткрыл дверцу со стороны пассажира, и стал расстёгивать шлемофон, отсоединив штекер от рации. Заглянувший в салон офицер, явно особист, этих легко опознать по взгляду, с подозрением смерил меня взглядом, явно удивившись увиденному, и махнул рукой, мол, вылезай. Повесив шлемофон на штурвал, уцепившись за верхнюю стойку, я одним слитным и изящным движением выскользнул наружу, встав на ноги. Потом задумавшись сунул руку в салон, помешать мне не успели, и достал колодки, протянув их ближайшему солдату, дёрнувшемуся было ко мне, и указал на колёса. Тот взял, но ничего делать не стал, так и висели у него в руке. Тут наконец ко мне протолкались несколько офицеров, явно из старших, не ниже майора, причём все одеты по форме, все пуговицы застигнуты, вот один из них, не знаю местных знаков различий, и обратился ко мне:
- Кто таков? Перебежчик?
- Мне шестнадцать лет, какой перебежчик? Скорее беженец-доброволец, - с укоризной сказал я, и сразу продолжил, пока не остановили и особисты не увели для разговора без свидетелей, кажется это приват называется? - Меня зовут Пак Мин Хо, я сын бывшего чиновника из Южной Кореи, два года назад мою семью расстреляли по надуманному предлогу. Якобы мой отец и остальные из клана где он состоял, симпатизируют идеям коммунизма. Мне удалось с сестрой бежать, она умерла, аппендицит. Тогда я последовал заветам отца и отправился в Советский Союз где и прожил полтора года. Отец мне дал координаты одного военного лётчика, и я нашёл его, тот выполнил просьбу отца и научил меня летать. На советских военных самолётах. Предполагая, что скоро будет война, я решил участвовать в ней, и отправился к вам. Правда, контрабандисты, которые меня должны были доставить к вам, оплошали, сильный ветер отогнал их судно к южанам и сторожевое судно нас остановило, пришлось сбрасывать вещи за борт, меня бы за них расстреляли, деньги только оставил. Бежал в порту Пусана, угнал этот самолёт с запасного аэродрома, и вот добрался до вас. Это мой трофей, и я официально при свидетелях сообщаю, что дарю его ВВС Северокорейской Армии. Это подарок от меня, это хороший наблюдатель и артиллерийский корректировщик, рация в салоне есть. Прошу только позволить мне забрать мои вещи из салона.
- Есть оружие? - успел вклинится в мою речь тот офицер что заглядывал в салон.
- Да, трофейный пистолет, - кивнул я. - Он там в кобуре сверху на вещах лежит.
- Это приятный подарок, мы его принимаем, - слегка кивнул один из местных старших офицеров, но задать свой вопрос не успел, его опередили.
- На каких самолётах вы летали? - вдруг услышал я вопрос сбоку, на чистом русском языке.
Посмотрев в ту сторону, я почувствовал, как у меня слабнут колени, там стоял мой ведомый, полтора года вместе немцев были. Я и не знал, что он тут был. Это был Лёха Куницын, точно он.
- «У-два», «Ут-два», «Як-восемнадцать» «Ил-десять» «Ла-семь», «Ла-девять», «Ла-одиннадцать», и… «Миг-Пятнадцать», - всё же справившись собой, ответил я на русском, причём на чистом русском, без акцента, что заставило того поднять брови. Хотя думаю не это его удивило, а последние мои слова. Я должен показать себя для местных незаменимым нужным специалистом, к этому и шёл.
Приметив стоявшего рядом с Лёхой переводчика, я понял, как тот слушал меня, всё же с местными-то я общался на корейском, а бывший ведомый этого языка не знал, ну возможно кроме нескольких нужных слов. Тот несколько секунд изумленно рассматривал меня, но ничего сказать не успел, у местного начальства были свои мысли и планы, тот старший офицер отдал приказ откатить самолёт в сторону, чтобы освободить взлётную полосу. Только тут я понял почему было это несоответствие с присутствием большого количества офицеров, оказалось начальство ожидало прилёта какого-то высокого чина, потому тут и собрались в такую рань. Шум авиационных моторов уже было слышно, вот и поторопились солдаты, под контролем одного из офицеров, откатить самолёт в сторону, ну и колодки поставили. Я заикнулся было о своём имуществе в салоне самолёта, но местный особист успокоил, всё будет цело, там поставили часового чтобы охранял бывшую технику противника. Войны пока не было, но уже все чувствовали её приближение, это как гроза что грохочет вдали. Тем более подготовка к ней так и шла, северяне сами хотели атаковать и сделать Корею общей, без серверных и южных частей. Ждали только когда американцы свои части выведут.
Меня забрали особисты, при этом обыскали и забрали нож из ножен. Я успел предупредить что помню, что находится в салоне самолёта до последней детали из моих вещей, а моё – это моё, к своей личной собственности я относился ну очень серьёзно. Над этим моим бзиком ещё на той войне смеялись, а потом ничего, привыкли. Знали, попросить, я дам, но с возвратом, брать без разрешения можно, но чтобы обязательно вернули. Говорю же привыкли. А то так возьмут, заиграют и забудут. Бывало и такое, а это особо бесило. Меня сопроводили в одно из зданий и один из особистов стал со мной работать, остальные поспешили встречать начальство, самолёт, судя по звуку «Дуглас», уже шёл на посадку. Особист молодой был, по сравнению с нашими полковыми волкодавами, салага ещё, но я особо и не врал, описал всё как было в истории с Муном, как жил, как учился, как наступила беда, и за семьёй Муна пришли, как отец прикрывал, а тот с сестрой смог уйти, забрав немногочисленные вещи. Смерть сестры описал и место её могилы, потом отклонился от темы, точнее дальше история пошла уже выдуманная мной. Как с контрабандистами отравился в Китай, но дальше рассказывать не стал. Мол, помогали мне хорошие люди, я не хочу их подставлять. Потом как вернулся, как южанам попал, побег из Пусана описал подробно, как меня чуть американский солдат не задавал, и я, проявив наглость, посетил медика в южнокорейской воинской части, заплатив за лечение. Кстати, сообщил что рана дёргается и особист вызвал медика, пока я продолжал. Потом описал как ходил вокруг лётного училища, как велосипед прибрал, что привёз с собой, это компенсация за якобы выброшенные мной вещи с борта судна контрабандистов, и доехал на нём до аэродрома. Тут я всё описывал дальше без утайки, особист заинтересовался, узнав, что отец Муна мастер борьбы, и меня тоже учил. Ну и по угону самолёта выслушал ну очень внимательно. Это я описывал, шипя от боли, медик сказал, что швы нужно снимать, подёргав их, после чего ушёл. Закончить с рассказом я не успел, только как обыскивал помещение диспетчерской, особист успел заволноваться, узнав о картах, но тут дверь отворилась и кабинет заполнился военными, было тут и несколько наших советников. Среди офицеров выделялось несколько с надменным видом, видимо совсем старшие офицеры. Оказалось, чин что прилетел на аэродром, был генералом, командующим ВВС, с ним были китайские и русские советники.
По привычке вскочив, я вытянулся, глядя на того. Особист тоже-самое сделал, даже успев раньше меня. С интересом осмотрев меня, генерал спросил на корейском:
- Уставу отец учил или русские?
Слегка подивившись, что местные успели генералу доложить не только по моему прилёту, ага, попробуй не доложи, но и о моём рассказе где это всё было сказано, я спокойно ответил:
