К несчастью для Ганнибала, он сумел подчинить себе Карфаген, когда Рим уже завершил войну с Македонией, но не успел еще начать военных действий против великого царя. Нам неизвестно, что помешало Баркиду стать суффетом раньше. Вероятно, ему нужно было сначала восстановить единство народной партии и привлечь на свою сторону экстремистов, которые упрекали его в том, что он слишком рано закончил войну с Римом. Писатели Античности оставили нам противоречивые рассказы об этом периоде, и при этом совершенно неправдоподобные. Дион Кассий утверждает, что Ганнибал был отдан под суд, а Корнелий Непот сообщает, что он до 200 года оставался главнокомандующим пунической армией, пока римляне не потребовали его убрать.
Таким образом, в 196 году Ганнибал, вероятно в паре с преданным ему человеком, был избран суффетом. Вскоре после этого он пригласил к себе государственного казначея и потребовал дать отчет о финансовом положении страны. Этот шаг создал серьезную конституционную проблему. В большинстве городов Античности магистраты работали независимо друг от друга, и их власть ограничивалась рамками их должности. В Карфагене суффеты в основном занимались правосудием и не имели никаких прав требовать отчета о расходе финансовых средств. Казначей, несомненно, принадлежал к олигархической партии и, скорее всего, не избирался народом, так что он имел все основания считать, что Ганнибал превысил свои полномочия. Баркид же, несомненно, придерживался рациональной и демократической концепции о вещах, которая требовала не обращать внимания на установившиеся формы и практики: если верховная власть принадлежит народу, а суффет является его законно избранным представителем, то все должностные лица обязаны ему подчиняться. В римской истории имеется несколько примеров аналогичных конфликтов. Самый серьезный произошел через сто лет, когда Тиберий Гракх обнаружил, что политика, за которую он выступал и которую поддерживал народ, не может проводиться из-за постоянного, парализующего всякие действия вето со стороны его коллеги, трибуна Октавия. Гракха не смутил тот факт, что трибуна нельзя было убрать, и добился от Комитии отставки Октавия.
В деле, которое мы описываем, квестор Карфагена отказался подчиниться. Тогда Ганнибал применил свою полицейскую власть и отдал его под суд Народного собрания, которое в то время обладало верховной властью в вопросах политической юрисдикции и конституционных прав. Ганнибал предложил собранию принять новый закон, по которому судьи – то есть Одна Сотня и Четыре – будут избираться непосредственно народом и при этом только на один год. У нас есть все основания полагать, что подобные меры уже были проведены по отношению к совету старейшин и членам верховного совета. Вряд ли Ганнибал встречал какое-либо противодействие со стороны обоих этих органов, но он, вероятно, не задумываясь, лишил бы их власти, если бы они стали ему мешать. Власть аристократии, таким образом, была ограничена юридическими и финансовыми вопросами, но она понимала, и при этом совершенно справедливо, что благодаря этому держит под своим контролем все жизненно важные посты.
Нет никаких причин поддерживать мнение Гсела о том, что предложение Ганнибала было незаконно, поскольку он не посоветовался с советом старейшин. Во-первых, законы, бывшие в силе во времена Аристотеля, ко II веку до н. э. сильно устарели. Во-вторых, ход событий подтверждает, что законы, обсуждавшиеся в ту пору, с юридической точки зрения вполне оправданны. Ведь Ганнибала осуждали не за то, что он нарушил законы своей страны, а за то, что разорвал договор с Римом.
Получив контроль над финансами, он сразу же организовал широкомасштабное расследование по вопросу о том, на что расходовались денежные средства в предыдущие годы. Дело было в том, что чиновники, отвечавшие за это, представили бюджет с огромным дефицитом и потребовали введения новых налогов. Однако в речи, с которой Ганнибал выступил перед Народным собранием, он утверждал, что республика вполне может обеспечивать себя и нести военные расходы без новых налогов, при условии что смещенные им управленцы возвратят растраченные деньги. По недосмотру властей, некоторые из них спускали государственные деньги, позволяя ненужные расходы; другие назначали себе зарплату и компенсации, на которые не имели никаких прав, или незаконно присваивали себе бюджетные средства. Были расследованы махинации за несколько предыдущих лет; при этом выяснилось, что те, кто их проводил, скорее преувеличили, чем преуменьшили скандальные факты, которые раскрыли. В любом случае в результате этого расследования большая часть аристократических семей потеряла свое состояние, а к политической революции прибавилась социальная.
Ганнибал был очень похож на Тиберия Гракха в своих планах по улучшению общества и пренебрежении к закону. Ни тот ни другой для достижения своих политических целей не боялись ущемлять интересы своего класса. Ганнибал уже проявил удивительную просвещенность, когда пообещал своим варварским войскам, что после его победы они получат равные с карфагенянами гражданские права. Карфаген, по традиции, имел тесные связи со Спартой, и вполне допустимо предложить, что Ганнибал, ученик Сосилия, уроженца Македонии, мог вдохновляться в своей революционной политике примером Клеомены и Набиса. Последний разогнал коллегию пяти в древней Спарте, а Ганнибал запретил Одну Сотню и Четырех. Цари Спарты тоже притесняли богатых и перераспределяли средства не только в своих собственных городах, но и в захваченных ими странах. В обоих случаях революция происходила не из-за желания улучшить положение бедняков, а из стремления пробудить национальное самосознание.
Противники Ганнибала, впрочем, вовсе не собирались сдаваться и, чтобы избежать разорения, не постеснялись обратиться за помощью к Риму, подобно тому как ахеец Арат попросил македонцев ввести свою армию в Спарту, чтобы предотвратить распространение революционных идей. Ливий сообщает нам о том, что в Рим были посланы письма и посольства из Карфагена, которые заявляли, что Ганнибал собирается отомстить римлянам. Большинство сенаторов восприняли эти известия, которые на самом деле являлись клеветой, с большой радостью. Впрочем, дело Ганнибала получило поддержку в совершенно неожиданном месте: Публий Корнелий Сципион Африканский выступил в курии с заявлением, что его возмущает тот факт, что влиятельные римляне верят наговорам предателей, и потребовал уважать независимость Карфагена, которую гарантировал ему договор с Римом. Сципион твердо и искренне верил, как и его друг Квинтий Фламин, освободитель Греции, в то, что Рим способен управлять сообществом свободных людей. В случае с Ганнибалом, как и в других похожих случаях, мы не можем не понимать, что карфагенец проявил больше великодушия, чем политической мудрости. Всем было хорошо известно, что Ганнибал поддерживает контакты с Антиохом, поэтому сенаторы легко поверили, что он хочет начать новую войну с Римом. Они выбрали трех человек, которые отправились в Африку, чтобы избавиться от Ганнибала. Известно также, что взгляды Сципиона на дипломатию были своеобразными: он от своего имени вел переписку с царями разных стран, даже с теми, которые на тот момент воевали с Римом! Ему было проще договориться с этими царями, чем со своими соотечественниками, и Ганнибал – в его глазах – тоже принадлежал к этому «клубу героев», которые возвышались над остальными вульгарными людьми.
