Римское посольство прибыло в Карфаген в середине 195 года до н. э. Срок пребывания у власти Ганнибала уже завершился
[36], но его партия была столь сильна, что олигархи посоветовали послам держать цель своего приезда в тайне. Поэтому они заявили, что прибыли, чтобы стать арбитрами в одном из бесконечных пограничных споров, которые возникали из-за того, что Масинисса весьма вольно трактовал условия договора. Впрочем, Ганнибала это не обмануло; он опасался, что его тайно убьют, и бежал из города при драматических обстоятельствах, подробнейшим образом описанных Ливием.
Смерть Ганнибала не связана напрямую с историей его родной страны. Он с триумфом был принят в Тире и стал советником Антиоха, но в войне, которая очень быстро показала слабость Селевкидского государства, сыграл весьма незначительную роль. Приезд этого знаменитого, но неудобного союзника, способного создать для Тира большие неприятности, вызвал у министров Антиоха тревогу; многие из них попытались дискредитировать его в глазах царя, и им это удалось. Ганнибалу поручили командовать армией, а потом, правда с большим опозданием, подчинили и флот. Но ему не удалось осуществить высадку на западе, которую он предложил Генеральному штабу Тира. Еще до официального разрыва Антиоха с Римом Ганнибал составил план своего возвращения в Карфаген. В 193 году он послал туда своего секретного агента, по имени Аристо, который был тирийцем. Впрочем, его очень быстро раскрыли, и он вынужден был бежать, чтобы не оказаться под арестом. Эта затея привела к тому, что демократы Карфагена попали под подозрение, а Рим начал подозревать в измене весь Карфаген.
После заключения мира в Апамее, который означал, что Ганнибал уже не может больше рассчитывать на защиту Антиоха, великий полководец провел пять тоскливых лет в ссылке, при дворах тех азиатских царей, которые менее всего зависели от Рима. Прусий, царь Вифинии, был смертельным врагом Эвмена Пергамского, и некоторое время Ганнибал служил ему, пока в конце концов Прусий не согласился выдать его Риму. Ганнибал был осажден в своем замке и принял яд, чтобы избежать пленения и пыток (183 или 182 год до н. э.).
Бегство Ганнибала привело к тому, что его партия лишилась власти. В 193 году, когда в Карфагене появился Аристо, магистраты и большинство старейшин решили сделать все, чтобы не скомпрометировать себя в глазах Рима. Это, однако, вовсе не означает, как полагал Гсел, что конституция снова подверглась изменениям и юридические и финансовые реформы Ганнибала были отменены. Разумеется, их теперь проводили в жизнь не столь энергично, как раньше, и благородным семействам удалось избежать полного разорения. Тем не менее власть Народного собрания, по-видимому, не была ограничена, и через несколько лет суффеты снова стали лидерами демократической партии. Народ Карфагена славился решительным характером, так что вряд ли кто-нибудь осмелился бы предложить им провести реакционные преобразования, за которые им пришлось бы заплатить из собственного кармана. А это означало, как мы еще увидим, что во II веке до н. э. социальные различия в Карфагене несколько сгладились, и это в определенной степени было заслугой реформ Ганнибала.
Угроза со стороны Нумидии
Смерть Антиоха и Ганнибала могла бы спасти Карфаген. Во всем Средиземноморье не осталось ни одного человека или страны, которые способны были бы заставить Рим дрожать от страха и, соответственно, возродить его старого соперника. Время шло, и память о войне угасала. Карфагенян, у которых появились свои интересы в Италии, называли гуггами – это были хитрые и колоритные торговцы, к которым относились с подозрением и насмешками, но только из-за того, что они одевались весьма необычно, имели экзотические привычки и отличались непомерной жадностью. Даже Плавт, который в начале пьесы заставляет нас смеяться над своим Пенулом, под конец обнаруживает в нем человеческие черты и трогательно описывает его радость, когда он находит свою потерянную дочь. Между аристократами обеих стран завязалась дружба. Сенатор Силан, как нам сообщают, очень хорошо знал карфагенский язык. Впрочем, этим языком вполне прилично владели многие римляне, ибо, в противном случае, они не смогли бы понять юмор Плавта. Гугги привозили в Рим множество заманчивых вещей: не только свою собственную продукцию из Африки, но и свежие финики, которые однажды принес в сенат Катон, а также леопардов, которых показывали во время игр, и еще дорогую мебель, благовония, всевозможные безделушки и засахаренные фрукты из Греции, Сирии и Египта.
Римским чиновникам, однако, постоянно приходилось выступать арбитрами в спорах между Карфагеном и Масиниссой. Следует отметить, что последний имел причины испытывать недовольство по поводу договора 201 года, а также тем, как трактовал его Сципион. Финикийские границы между его царством и Пунической территорией охватывали несколько районов, населенных ливийцами, которые были родственным для нумидийцев народом. Восточная столица Масиниссы, город Зама, стоял всего лишь в 6 милях от границы, а большая часть плодородных и лучше всего орошаемых земель принадлежала соседнему Карфагену. Надеясь заткнуть рот Масиниссе, римляне, скорее всего, внесли в договор, который они предложили ему подписать, особую статью. Эта статья даровала ему право требовать возвращения всех земель, которые когда-то принадлежали его предкам, а теперь находились во владениях Карфагена. Масинисса немедленно занялся составлением генеалогии своей семьи, пытаясь доказать, что он является потомком всех ливийских правителей, которых он смог вспомнить. Одновременно он совершил несколько набегов на спорные территории, во время которых захватил богатую добычу и заставил местных жителей признать его своим царем.
Эти набеги начались еще до 195 года до н. э., поскольку посольство, приехавшее в тот год в Карфаген, заявляло, что сделало это якобы для того, чтобы уладить пуническо-нумидийский конфликт. Через два года после этого Масинисса захватил Триполитанию и сумел увезти с собой всю дань, которую местные жители собрали для Карфагена. А ведь один лишь город Лепсис платил один талант в день! (Это примерно 250 фунтов стерлингов)
[37]. Это дело было передано на рассмотрение римского царя. У Карфагена была очень сильная позиция: не только Сципион настаивал на том, что Сиртика должна быть возвращена Карфагену, но и сам Масинисса, после заключения мира, обратился к Карфагену с просьбой разрешить его людям пройти через территорию Сиртики и схватить мятежного подданного по имени Афтир, который бежал в Киренаику. Ливий сохранил для нас речь нумидийских делегатов, которую стоит процитировать: «Они заявили, что карфагеняне обманывают их, говоря о границах, установленных Сципионом. Если вообще задуматься о правах коренного населения, то скажите, какая часть африканской территории принадлежала карфагенянам? Они были беженцами, которым было дано временное разрешение занять небольшой участок земли, на котором можно было построить город. А он не превышал площади, занимаемой бычьей шкурой: все, что находится за пределами жилых кварталов в Бирсе, было приобретено ими жестокими и несправедливыми средствами».
