Впрочем, внимание ее то и дело отвлекалось
съедобным изобилием, раскинувшимся вокруг, и Кира вспомнила, что у нее уже
сутки крошки во рту не было. В принципе, ничего страшного: ей частенько
приходилось устраивать разгрузочные дни, потому что безвылазное сидение в
лаборатории давало себя знать лишними килограммами, однако сейчас Кире как
никогда нужны были силы. Будь у нее деньги… но денег, понятно, ниоткуда не
взялось.
По счастью, путь ее сейчас пролегал по
молочным рядам, и Кира, подражая другим женщинам, там прихватывала с
расстеленной марлечки комок творога, там тыкала пальцем в пробный стаканчик со
сметаной. Аппетит, как водится, приходил во время еды, и ей стоило немалых
усилий сохранять на лице такое же утомленно-капризное выражение, что и у всех
других покупательниц, и делать вид, будто ее просто-таки тошнит от
влажно-белоснежного свежайшего творога и пышной сметаны. Но, кажется, роль
удавалась плохо, потому что торговки, так и евшие глазами прочих покупательниц и
подобострастно выхвалявшие свой товар, при виде Киры каменели лицами и даже
норовили загородить от нее все, что было разложено на прилавках. При этом
звучали сердобольные советы:
– Не чипай!
– Окороти лапы!
– Ну куды, куды суесси, немытая?!
– Пойди проспись, шалашовка! – И
даже: – Пойди похмелись, сердешная!
Кира недоумевала до тех пор, пока случайно не
увидела свое отражение в темном стекле ларька – и чуть не рухнула, где стояла.
Да… лучше бы она вчера напялила на свою бедовую головушку зеленые русалочьи
косы. Те, во всяком случае, не блестели бы подобно раскрытой шкатулке с
бриллиантами! Увы, скромность Кириных кудерьков оказалась обманчивой. В лучах
яркого солнца парик играл всеми цветами радуги, и вид у Киры со сверкающей
головой и в куцем сарафанчике оказался самый отъявленный – даже для привыкшего
ко многому феодосийского базара. К тому времени, как Кира добралась до
колбасного ряда – последнего барьера, отделяющего ее от меняльного
пятачка, – все торговки были уже настороже и так усердно защищали свое
добро от Кириных посягательств, что одна не посовестилась даже шлепнуть по
руке, уточнив ситуацию:
– Тута не паперть, нечего побираться!
Впрочем, Кира уже вполне наелась, поэтому не
больно-то опечалилась, а закусив тремя виноградинами, которые удалось урвать
из-под самого носа какой-то невыспавшейся молодайки, она почувствовала себя
вполне бодро. Теперь предстояло внутренне собраться, чтобы достойно повести
разговор с менялами.
Кира задумчиво свела брови, не в силах решить,
на какой сумме остановиться, когда здешние разбойники начнут сбавлять цену.
Потом, решив сориентироваться на местности, двинулась туда, где уже блестели в
солнечных лучах стриженные под нулевку затылки трех «качков», как вдруг…
Вдруг словно волна прошла по базару. Людское море
заколыхалось, что вода в бухте. Несколько сине-голубых фигур напористо завиляли
меж рядов, подобно проворным скумбриям, и у Киры ослабли коленки, когда она
увидела своих будущих бизнес-партнеров со всех сторон окруженными милицией.
Народ мигом сгрудился вокруг, стеной заслонив
от Киры происходящее, и хотя ростом ее бог не обидел, все время находился
кто-нибудь еще выше, так что она лишена была возможности наблюдать само
действо, увидев только его результат: голый и пустой меняльный пятачок.
Голый, будто колено или лысина. Пустой, словно
сердце, лишенное всякой надежды…
Толпа вокруг все еще бурлила, переживая, и
Кира без труда установила причину свершившегося. Оказывается, устав жить на ту
мелочь, которую давала спекуляция валютой, менялы вчера пустили в рыночный
оборот десяток или два пятидесятигривенных, которые они изготовили на цветном
ксероксе. Всем было известно, что с купонами, ходившими по Украине ранее, такие
фокусы проделывались сплошь да рядом и совершенно безнаказанно. Однако те ведь
не имели вообще никаких степеней защиты – в отличие от гривен.
Фальшивомонетчиков вычислили мгновенно – к общему удовольствию завсегдатаев
базара. И Кире понадобилась вся выдержка, чтобы не единый мускул ее лица не
выразил горького сожаления по поводу столь несвоевременно проведенной операции.
«Не могли они через час появиться, что
ли! – проклинала она расторопных милиционеров. – Хотя бы через
полчаса!»
Конечно, это были не единственные менялы в
Феодосии, все понятно, их надо было только пойти поискать, однако разочарование,
усталость и нечеловеческое напряжение последнего дня навалились на Киру враз –
и совершенно обессилили ее. Как-то вдруг все потеряло цену, кроме одного:
дикого желания лечь прямо здесь, на пятачке, – и уснуть. А проснуться
желательно дома.
Слипающимися глазами Кира вяло следила за
молодой мамой, у которой пятилетний отпрыск выпросил полузеленый персик, а в
ответ на ее сетования: мол, теперь непременно разболится животик – ребенок
оптимистично отвечал, что персик нужен ему не для еды.
– Я буду жуть и плють! – восклицал
он, азартно блестя шоколадными глазами. – Жуть и плють!
«Это моя жизнь жуть и плють», – устало
подумала Кира, и новый приступ зевоты едва не разорвал ей рот, как у Гуинплена.
– Скучаем, барышня? – окликнул ее
кто-то рядом, и Кира, как в замедленном кадре повернув голову, еще раз зевнула,
да так, что слезы покатились из глаз.
– Да брось ты! – сказал высокий
загорелый парень лет тридцати, с выгоревшими до льняной белизны волосами и
сверкающей улыбкой. – Не плачь, не стоят они того! Это были очень плохие
мальчики, с такими дружить опасно.
До Киры дошло, что незнакомец принял ее за
подружку одного из арестованных менял, которая оплакивает своего приятеля. Она
высокомерно вскинула брови, отметая оскорбительную нелепость этого
предположения, и собралась гордо удалиться, как вдруг ее осенило. А что, если
перед ней подельник задержанных, который и поможет ей решить все проблемы?
Она опасливо взглянула в улыбчивые зеленые
глаза и пробормотала:
– Да нет, у меня к ним был деловой
интерес.
– Ченч? – догадался
зеленоглазый. – Ну, это не проблема, других найдешь.
– Ченч, да не совсем, – осторожно
уточнила Кира. – Хотела кое-что продать…
– А на базар только за этим и ходят. Либо
продать, либо купить, – усмехнулся он – и вдруг зеленые глаза стали
сердитыми. Кира даже опешила, не понимая, когда и как умудрилась его
разгневать, однако тут же выяснилось, что она тут ни при чем. Глядя поверх ее
головы и грозя кулаком, незнакомец рявкнул: – А ну, пошли! Нечего тут!..