Кирина правдивость требовала ответить честно и
прямо: «Не знаю, чья будет, это еще не решено: может, баба Нонна дом завещает
внуку, сыну младшей дочери, а может, внучке, дочери старшего сына. Скорее всего
оба они передерутся из-за бабкиного наследства!» Но она решила не углубляться в
юридическую футурологию и опять призналась в суровом настоящем:
– Бабы Нонны Катигроб… – Голос ее
жалобно дрогнул.
Сержант удовлетворенно кивнул. Его извращенный
с младенчества слух не отметил ничего особенного в жуткой бабы-Нонниной
фамилии.
– Приморская, 4а, – выдал его «компьютер»,
прикрытый от солнца милицейской фуражкой, чтобы не перегревался. – Так
точно. Громадянка Катигроб докладывала, шо в ее хате квартируют две
симпатичненькие дивчинки… – И он с превеликим сомнением оглядел Киру с
головы до ног и с ног до головы.
«Черт бы тебя подрал! – обиделась
Кира. – Если на мне «расчлененка» висит, так я уже и не симпатичненькая,
да?»
– Пройдемте, – пригласил сержант.
– Послушайте, я не понимаю! – не
возмущенным, как следовало бы, и вовсе не своим, а каким-то искательным,
жалостным голосишком возопила Кира. – Вы что, приняли всерьез всю эту
чепуху?!
Она возмущенно ткнула пальцем в фото с
невыщипанными бровями и извращенными склонностями. Палец со звоном ударился в
стекло и был схвачен на месте преступления бдительной милицейской пятерней.
– Поосторожнее с государственным
имуществом! – предостерег сержант. – Пройдемте по указанному адресу!
Надобно взглянуть на ваши документы!
Разумеется, на документы! На что же еще?!
Кира шла и маялась неправдоподобностью
ситуации. Ужасно хотелось пустить в ход свое красноречие, ум, обаяние,
внешность, в конце концов! Удерживала не гордость и даже не сознание полнейшей
бесперспективности. Кира просто боялась, что, открыв рот, жалобно застонет:
изделие итальянского папы Карло мог без ущерба для походки и здоровья носить
только Буратино. Ноги-то у него деревянные…
«Дойдем – сразу переобуюсь, даже если меня за
это посадят», – отважно поклялась себе Кира.
Она даже всхлипнула от счастья, завидев дом
бабы Нонны, осененный раскидистыми абрикосами и увитый любимым Кириным
гамбургским мускатом. От калитки вела бетонная дорожка, и Кира, выдрав из кожи
врезавшиеся ремешки, босиком заковыляла к крыльцу, взывая:
– Баба Нонна! Это я, Кира! Алка не
вернулась?
– Чего орешь, как скаженная?! –
последовал ответ, и Кира от изумления даже споткнулась на ровном месте.
Не слабо, однако… Еще с утра Кира (как,
впрочем, и Алка) была исключительно голубонькой и ясочкой. Hеужто на бабу Нонну
так подействовало явление Мыколы с этой его угрожающе расстегнутой кобурой на
бедре?
– Вы знаете эту девушку, гражданка
Катигроб? – официальным тоном осведомился Мыкола, и баба Нонна, к тому
времени наконец-то выдвинувшая на крыльцо свое увесистое тело, возмущенно
вскинула устрашающе-черные брови:
– Какую? Да разве ж это девушка?!
– А кто? – озадачилась Кира, однако
Мыкола, похоже, оценил ситуацию мгновенно.
– Та-ак… – протянул он. – Еще и
поведение в быту, значит, хромает… Ну что ж, покуда поглядим все же на ваш
паспорт! – И он приоткрыл дверь перед Кирой, которая вместе со своим
поведением послушно заковыляла вперед, сопровождаемая бабы-Нонниным
комментарием:
– Срамница известная…
Кира решила, что это ей послышалось.
В просторной горнице, которую они с Алкой
снимали на двоих, Кира плюхнулась на стул совершенно без сил и, вытянув ноги,
будто в тумане глядела, как Мыкола сноровисто потрошит ее сумочку. Баба Нонна
стояла здесь же, сложив руки под обширным холмом груди, и с каким-то
мстительно-кровожадным выражением провожала взглядом каждую мелочь, падающую на
стол. Когда Мыкола вывернул наизнанку косметичку, глаза бабы Нонны хищно
сверкнули, однако между двойными шелковыми стенками нащупано ничего не было – и
взор хозяйки погас.
Однако вспышка сия навела Киру на некоторые
размышления. Словно невзначай скользнув взглядом к потолку (может, взгляд вовсе
к небу обратился в знак того, что она призывает силы небесные в свидетели своих
страданий!), она попыталась определить, не вздумала ли баба Нонна вытереть пыль
с люстры. Показалось Кире, что вчера на плафоне вызывающе реяла длинная
паутинка, а теперь ее вроде бы нет…
«Исключено, – подумала Кира. – Если
отродясь никто ни о чем не догадывался – и она не догадается. Вон каким
взглядом косметичку ела – небось думает, я все деньги при себе ношу!»
Жадная баба Нонна… жадная, увы! И, как только
что выяснилось, злобная. Ее взгляды готовы были царапать Киру до крови, а
громкие вздохи – обжечь, подобно выхлопам раскаленного пара! Однако что это ее
так разбирает? Еще утром, когда Алка давала ей аванс за неделю, была – ну
просто мать родная. А сейчас собственноручно готова скрутить Киру канатами.
Неужто до бабы Нонны уже дошел слух о преступлениях Москвиной К.К., 1968 г
р.? Эта дурацкая листовка небось там год висит, на нее никто и внимания не
обращал, кто их вообще читает, эти милицейские благоглупости?..
«Матушка Пресвятая Богородица! – вдруг в
ужасе спохватилась Кира. – Что же это я несу? Как это – год висит?!»
Не могла листовка висеть год. В таком случае
приходилось признать, что где-то на земле действительно существует Кирин
двойник, который и напорол в своей жизни весь этот многосерийный триллер. Или
еще можно было нафантазировать, что сама Кира ведет двойную жизнь. Как мистер
Джекил и мистер Хайд. Как оборотень, как Золушка, как Иванушка-дурачок, в конце
концов… Глупости! Какие глупости!
Нет, все-таки всегда надо доверяться первой
мысли. А первая мысль была такая: все это – розыгрыш! Кто-то неведомый (ну, он,
наверное, гордится собой, придурок!), проявив такое же придурочное чувство
юмора, взял Кирин паспорт, перекатал на увеличивающем ксероксе фото, набрал на
компьютере идиотский текст, призвав на помощь все самые плохие детективы, потом
совместил текст и фото… Это не трудно. Куда сложнее проделать операцию по
вывешиванию объявления. Но и это выполнимо. И вот – результат!
«Ох, попадись мне этот весельчак! – со
сладкой тоской возмечтала Кира. – Я бы ему… ей…»
