– Это меня тоже удивляло, – кивнул
Максим. – До тех пор, пока я не осознал, что замечательный мистер Эпштейн
отнюдь не семи пядей во лбу. Мало ли что может случиться с «Галатеей» при
транспортировке. К тому же еще неизвестно, как на нее могло повлиять то отключение
электричества, о котором говорила твоя мама. Но этот Сэмюэль еще пока-а
дотелепается до практического результата! А тебе, как я понял, чтобы повторить
все, много времени не понадобится?
– Три месяца, – кивнула Кира. –
Не выходя из лаборатории.
– Вот ты и ответила на вопрос, который
задает себе каждый! – улыбнулся ей Максим.
– На какой вопрос? – вскинула брови
Кира.
– Да на тот самый, извечный: сколько
человеку на роду жизни отпущено. Три месяца у тебя есть. Только три месяца! А
то и меньше, если дядя Сэм в лепешку расшибется и…
– Нет, – резко мотнула головой
Кира. – Раньше у него ничего не получится.
– Значит, три месяца – это и есть тот
страховочный срок, который тебе отпущен, – веско заключил Максим, и Кира
склонила голову, словно на ее шею опустилось лезвие топора.
Совсем стемнело.
Максим пригнулся к рулю. Кира закрыла глаза.
Лицо Алки маячило перед ней. Ее смешной носик, ее лукавые глаза, ее тонкие
губы, оживающие и расцветающие в улыбке. Звучал ее голос:
«Шварценеггера в автобусе спрашивают:
– Вы выходите на следующей остановке?
– Да, – отвечает Шварценеггер.
– А все эти люди, которые стоят перед
вами, – они выходят?
– Да, – отвечает
Шварценеггер. – Только они об этом еще не знают».
Это был Алкин любимый анекдот…
Вот и Кира не знала, что она уже выходит из
игры. Дело не в том, что Алка не хотела добра подруге. Она просто-напросто
захотела иметь то, что есть у Киры. Вплоть до внешности… хотя бы на время!
Кира тряхнула головой. Нет. Это всего лишь
догадки. Алка не могла так с ней поступить. Все дело в алмазах. Господи, сделай
так, чтобы все дело было в этих поганых алмазах!
Но ждать разгадки уже недолго, потому что это
не «Москвич», а ковер-самолет какой-то! Они уже на Сенной площади, с ума сойти!
Повернули на Белинку, потом на улицу Горького. Да, Максим прав: отсюда к ее
дому на улице Провиантской удобнее подъезжать, чем с Минина или Ковалихи.
Стоп. А откуда он знает ее адрес?
Да нет, проехал мимо Провиантской. Что за чушь
лезет в голову, нашла кого подозревать!
Сейчас он спросит, где ее дом. Придется
разворачиваться…
Максим заглушил мотор метров через сто, лишь
чуть-чуть не доехав до площади Свободы, где кипела бессонная, круглосуточная
торгово-транспортная жизнь.
– Погоди две минуты, – сказал,
открывая дверцу со своей стороны и улыбчиво глядя на Киру. – В горле
пересохло – не могу! Куплю какой-нибудь воды и вернусь, а потом поедем к тебе,
хорошо?
Кира покорно кивнула. Он нагнулся, вгляделся
испытующе, словно бы ожидая от нее каких-то слов, а может быть, сам собираясь
что-то сказать. Но промолчал, опять улыбнулся, быстро коснулся кончиками
пальцев Кириной щеки, а потом захлопнул дверцу – и исчез между ларьками. Раз
или два еще мелькнула его светлая рубашка.
Кира устало смотрела вперед, на зеленые
огоньки такси, во множестве кучковавшиеся вокруг столба с электронными часами.
Вообще-то, можно было не останавливаться. Что, у нее дома попить не найдется?
Хотя мама говорила, что холодильник разморозился, значит, соки она вылила, так
что разве что вода из-под крана… Да ладно, три минуты роли не играют.
Сейчас одиннадцать тридцать. Если этот
фантастический Новорусских и в самом деле отодвинул регистрацию рейса на
Нью-Йорк, то у них в запасе еще час. Успеют тютелька в тютельку.
Новорусских заливисто всхрапнул за спиной.
Кира сердито передернула плечами: вот же
навязался на их голову! Еще и храпит. Приемник включить, чтоб не слышать его,
что ли?
Однако радио молчало. А магнитофон? Помнится,
она где-то видела кассеты. Ах да, в бардачке.
Кассеты и правда были там. Кира взяла первую,
не глядя, поставила, ткнула пальцем в кнопку – и вздрогнула, когда веселый
голос Максима сказал:
– Сашка, перестань кривляться.
Ему капризно ответила женщина:
– Ну, Максик, до чего же ты нудный! Уж и
покривляться нельзя!
Кира болезненно зажмурилась. Она только раз
слышала этот звонкий, кокетливый голосок, однако запомнила его, казалось, на
всю оставшуюся жизнь. Саша, детективщица Саша! Александра Викторовна Исаева.
Шурочка… жена Максима.
Ревность впилась в сердце когтями и зубами.
Кира потянулась к магнитофону – выключить это, поскорее выключить! – и тут
зазвучал третий голос.
– Давай, Саша, соберись, – велел
он. – Итак, даю музыку.
Танго «Маленький цветок» зазвучало вкрадчиво,
маняще. Секунда, другая, третья…
– Pадио «Нижний Новгород плюс» продолжает
свою программу. С вами Ирина Игнатьева. Горячая новость дня – арест генерала
Петра Глыбина и его сына, преуспевающего адвоката Игоря Глыбина…
Кира сидела окаменев. Потребовалось сделать
усилие, чтобы перевести дыхание. Потом еще одно – чтобы дотянуться до своего
рюкзачка, упавшего под сиденье, и поднять его. И третье – переворошить те
немногие вещи, которые в нем еще оставались: парик и косметичку.
Косметичка была пуста – ничего, кроме щетки
для волос!
Ключей от квартиры там не было.
О нет, с необычайной ясностью поняла Кира, она
их не потеряла по дороге. И нигде под сиденьем они не валяются. Этими ключами
сейчас открывает дверь в ее квартиру… Максим. Чтобы забрать «Галатею».
Чтобы забрать «Галатею»!..
Она метнулась к дверце – но замерла, когда к шее
сзади вдруг прижалось что-то ледяное, а голос Новорусских – холодный,
утративший прежнюю идиотскую вальяжность, – приказал:
– Сиди тихо. Поняла?
Да, Кира поняла, что не ошиблась: это его
голос звучал третьим на пленке.
– Ну, вот и все! – Бутылка спрайта,
булькая, просунулась в окошко. – О, наш пассажир просну…
Максим осекся, увидев пистолет, направленный
на Киру. В тот же миг она выхватила из его рук бутылку, не глядя, обрушила ее
себе за спину… и вывалилась из машины, успев выдернуть ключ из стояка.
За спиной остро, сладко запахло спрайтом, но
Кире было уже не до таких мелочей.
