Ответом мог быть только недоуменный вздох.
Черта с два она прозрела бы. Только когда доказательства принялись просто-таки
хлестать ее по лицу, она удосужилась открыть свои несчастные слепенькие
глазенки, оторваться от упоенных размышлений о том, что наконец-то полюбила –
да так, как не любила никогда!..
«Никогда. Ни-ког-да!» – свистел за окошком
ветер.
Зачем они ее волокут за собой в аэропорт,
интересно знать? Пристрелили бы – да и кинули на дороге, вместо того чтобы
тратить время на эту идиотскую сцену с шофером. Рискуют, рискуют… а вдруг он
заявит в милицию? Впрочем, где там! Этот трус небось до сих пор валяется под
защитой своей канареечно-желтой «Волги».
Целый автопарк окружал Киру эти два дня! А
началось все с несуществующего белого джипа… такого же нереального и
фантастического, как все, что происходило в эти дни с ее сердцем.
Aвтозавод промелькнул, будто стеклышки в
калейдоскопе. Южное шоссе… Аэропорт рядом.
Ну и скорость! И с такой же скоростью начали
разворачиваться, налетая одно на другое, события, словно Кириной судьбе надоело
плестись враскачку – и она понеслась во всю прыть, рискуя сломать голову. Ну и
на здоровье!
…Интересно, супруги Исаевы поцелуются перед
долгой разлукой – или будут слишком обременены заботами о предстоящей операции?
А может быть, Максим улетит сегодня вместе со своей Шурочкой и Кира больше
никогда не увидит эти лживые зеленые глаза?
Скорее всего так и случится. Где-нибудь на
подъезде к аэропорту Новорусских пристрелит ее – и отгонит «Москвич» в глубь
приаэропортовских строений. А Максим со своей японовидной, миниатюрной,
прехорошенькой Сашечкой…
«Никогда, никогда! – снова запел свою
песню беспечный летун ветер, для которого ничего не существует, кроме скорости,
полета и новых, опять новых впечатлений. – Никогда, никогда, никогда!»
Кира закрыла глаза и зажмурилась изо всех сил,
чтобы преградить путь слезам. Но они все же прорвались: медленные, тяжелые,
обессиливающие – и поползли по щекам. Кира давила рыдания, пытаясь не
всхлипывать. Было невыносимо, что Максим и Новорусских заметят ее слезы и
решат, будто она плачет, желая разжалобить их и вымолить пощаду.
Да что там!.. Разве не о пощаде молило ее
стиснутое тоской сердце?..
– Максим, – сердито сказал
Новорусских, – давай и правда я поведу, а ты садись на мое место.
Максим покосился в зеркальце, но только мотнул
головой, еще крепче стиснув руль и угрюмо сгорбившись.
Новорусских тяжело вздохнул и умолк.
Разноцветные огни аэропорта, сменившие полную
тьму подъездной аллеи, заиграли на лице Киры. Она ощущала их даже сквозь
закрытые глаза.
Подняла отяжелевшие, опухшие веки.
Да… приехали. Финита, так сказать, ля комедия!
Вот сейчас…
Максим выскочил из-за руля, открыл дверцу
рядом с Кирой:
– Давайте скорее!
– Теперь-то куда спешить? –
проворчал Новорусских, выбираясь через противоположную дверь. – Не
удивлюсь, если мы уже безнадежно проспали все, что только можно проспать.
Максим взглянул на Киру, потом вдруг протянул
руку, кончиками пальцев смахнул слезу с ее щеки и, отворачиваясь, хрипло
сказал:
– Вот… твоя сумка. Hадень парик. Быстрей!
* * *
– Внимание! У стойки один продолжается
регистрация на рейс 29-14-18 авиакомпании «Альфа», вылетающий по маршруту
Нижний Новгород – Франкфурт – Нью-Йорк! Attenshion, please!..
– Гляди, – изумленно пробормотал
Новорусских. – Успели, что ли?
Максим не ответил, врезаясь в толпу, которая
формировалась в удавообразную очередь, норовившую проглотить «стойку один». Он
тащил Киру за правую руку, Новорусских – за левую, а в свободных руках у них
были сотовые телефоны.
– Василий Иваныч! – взывали оба в
один голос. – Василий Иваныч, мы в аэропорту!
И внезапно спрятали телефоны в карманы, кивнув
и обменявшись довольными взглядами.
Успели, поняла Кира. Саша, похоже, еще не
прошла паспортный контроль. Значит, Максим скоро будет с ней…
Она не успела додумать. Отбрасывая с пути
людей, Максим врезался в узкий проход между двумя стойками таможенников,
проводивших вялый досмотр. Послышались возмущенные вопли, однако таможенник
даже не глянул на растрепанного Максима, с этой его рукой, перевязанной
лоскутом в цветочек. Лоскут вдруг показался Кире странно знакомым… Максим волок
за собой сверкающую париком Киру, которая, в свою очередь, тащила Новорусских в
этой его замечательной малиновой жилетке и совершенно мокрых шортах.
«Спрайт!» – пронеслось в голове.
Но Кира тотчас забыла об этом, тем более что
Новорусских, не замечая своего вида, напряженно всматривался вперед, где стояли
две будочки паспортных контролеров.
Около одной стояла высокая женщина, возле
другой – мужчина. «Высокая, – значит, не Саша», – мельком подумала
Кира и больше не взглянула на нее, потому что ее глаза невольно вцепились в
вызывающе пеструю рубашку мужчины.
Он стоял к Кире в профиль, улыбаясь
черноволосой контролерше, в одной руке держа кейс, а другой – одергивая свою
мятую рубашку, испещренную немыслимыми зигзагами, пятнами, кляксами – и яркой
надписью большими буквами: «Все будет хорошо!»
Кира споткнулась.
«Все будет хорошо!»
Она вскинула глаза – и опять споткнулась,
увидев подбородок незнакомца, на который, словно каракулевый черный чехольчик,
была «надета» маленькая смешная бородка.
Кира тихо ахнула, хватаясь за горло, и
оцепенение вмиг слетело с нее.
Эта бородка! Эта рубашка!.. Фридунский!
Так вот кто увезет «Галатею»! Сейчас Максим
остановит его, передаст термостат…
Нет!
Она приоткрыла рот, чтобы закричать, однако в
это время седой толстяк в голубой рубашке, который со скучающим видом
переминался с ноги на ногу, стоя между двумя кабинками контролеров, резко
заступил ей путь и приложил палец к губам.
Кира изумленно отпрянула, и толстяк,
подмигнув, легким кивком показал ей на будочку другого контролера.
Высокая молодая женщина, только что положившая
паспорт на барьер, повернула голову и равнодушно взглянула на Кирин парик и ее
сарафанчик, далеко не достигавший колен.
Уголки нежно-розовых, слегка подкрашенных губ
дрогнули в снисходительной усмешке.
