– Ты принес, что я просил?
– Да, отдал в приёмное отделение.
– Хорошо, – физруку полегчало. Без вещей в тюряге трудно.
– Это, правда, ты её убил? Тебя точно не подставили? – спросил Антон. Это было важно.
– Правда.
– Но зачем, Максим? Зачем ты её убил?
– Я не хотел, – встрепенулся Макс. – Понимаешь, мне показалось… впрочем, долго объяснять, да и не нужно. Я во всём сознался, написал чистосердечное признание.
* * *
Учебный год начался с печальной новости. Маргарита Николаевна Зыбина трагически погибла в собственном доме. Физрук Максим Алексеевич Штурц арестован по подозрению в её убийстве. Что там у них случилось, в школе было неизвестно.
– А я всегда знала, что между ними что-то есть, – старая химичка держала под руку историка и шипела ему в ухо. Похороны были скромные. На кладбище собрались бывшие коллеги и немногочисленная родня. Двоюродный племянник, он же наследник, возглавлял траурное шествие, изображал скорбь.
– Ираида Борисовна, дорогая, помилуйте. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, – ответил Николай Сергеевич, поморщившись.
– О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды. Вам ли, историку, не знать полное изречение спартанца. А я ничего, кроме правды, и не говорю.
– Уважайте хотя бы смерть, – сказала Маринэ Михайловна и вытерла лицо. Ком стоял в горле. Зыбину она ценила, считала своим наставником и лучшим руководителем на свете. А теперь её не стало.
– Она думает, если её назначили исполняющей обязанности директора, то может мне указывать, что говорить, – опять зашипела химичка. У старой еврейки была одна мечта – под старость лет встать во главе педагогического коллектива школы, и ту растоптали. Ну, ничего, Маринэ – девушка молодая, вспыльчивая, наломает ещё дров, а Ираида Борисовна тут как тут, доложит куда следует.
– Я, признаться, тоже был удивлён таким назначением. Третий год в школе, и уже директор. Ну, возможно, что не нашли пока достойной кандидатуры.
– Николай Сергеевич, если Вы на себя намекаете, то не старайтесь. Все помнят двухнедельные запои и другие Ваши алкогольные приключения со старым завхозом.
– Я закодировался и пять лет уже не пью.
– Ну и чудесно. Простите пожилую женщину, что помянула старое.
Ох уж это старое. Завхоз дядя Вова классный был собутыльник, душевный, начитанный. Сколько они с историком тостов за Шопенгауэра поднимали, сколько спорили о философии Канта и трагедиях Шекспира. Когда-то инженер на заводе, дядя Вова ремонтировал машину, не рассчитал силы, и на него рухнул двигатель. Успел увернуться, но плечо придавило. Грязная кровь ударила в печень. На фоне сепсиса развился гепатит. Цирроз и группа инвалидности в двадцать девять лет. Жена не бросила, хотя он этого ждал, а вот с завода пришлось уйти. Вежливо попросили с хорошими отступными. В школе с золотыми руками и навыками инженера да на мизерную зарплату его приняли с распростёртыми объятиями. Жалеючи себя, загубленную жизнь, так и не открывшиеся перспективы в карьере, он стал прикладываться к бутылке, несмотря на протесты врачей и супруги.
В сорок лет дядя Вова выглядел на все сто. Не подумайте хорошего, не на сто процентов, а на сто лет. Одрях, пожелтел как лимонная корка. В одних только мутных глазницах проглядывал живой огонёк. Николай Сергеевич и сам любил выпить, а в компании с завхозом водка казалась слаще. В каптёрке они могли сидеть до ночи, пока все пунические войны обсудят, уже и домой пора. А потом дядя Вова провинился по-крупному. Погибли дети. Суд, колония и смерть вдали от дома. Печень не выдержала тюремной жизни, лопнула, или вены пищевода лопнули, историк не совсем понял. Кровь лилась из горла рекой, заливая лицо и нары. Помянуть бы друга-собутыльника, да Николай Сергеевич не пьёт давно. С тех пор как отрезало, не тянет к зелёному змию и всё.
* * *
Что может быть лучше, чем проснуться в своей кровати? Лучше может быть только – проснуться, открыть глаза, а на тебя смотрит улыбающаяся мама. Даша тоже заулыбалась. Мама наклонилась и обняла дочку. Глаза наполнились слезами.
– Дашулик, родной мой, как же ты нас напугала.
– Мам, я сама испугалась. Там были такие страшные тёти. Они сначала меня ненавидели, а потом подобрели и угощали малиновым вареньем.
– Какие тёти? Ты ничего про них не рассказывала в полиции.
– А что, нужно было? Меня спросили, кто забрал из магазина, где жила, что рядом, а про тёть никто не спрашивал, – Даша удивлённо подняла брови.
– Нужно рассказать обязательно. Один "добрый" волшебник чего стоит, а ещё и тёти были, оказывается.
– Ты сама сказала отвечать на вопросы, я и отвечала.
– Ладно, разберёмся.
– Подожди. Тогда, наверно, нужно и про дядю с золотой рыбкой рассказать?
– Там ещё и дядя был?
– Да. Нептун. У него огромный аквариум. Там много красивых рыбок плавает, но только одна из них золотая.
– Он тебя не трогал этот дядя?
– Зачем? Он мне про рыбок рассказывал и разрешил их покормить.
– Хорошо. Главное, что ты дома. Пойдём умываться, завтракать и в школу собираться.
Начался сентябрь. Даша ходила в школу. После занятий Ксения привела дочь к следователю. Тюленева была в ещё более откровенном наряде, неподходящем ни к её фигуре, ни к её должности. Колхозница в рейтузах, но дело своё знает. Так бывает.
– Дашенька, милая, вспомни всё, что можешь, про этого дядю с рыбками, – следователь присела рядом и взяла девочку за руку. – Как он выглядел, как говорил, ходил? Может он хромал, или ты татуировки на руках заметила?
– Нет, не хромал. Татуировок не было. М-м-м… У него волосы беленькие и длинные. Он их в хвост собирает. А рядом с ушком у него лысо.
– Как это? Проплешина?
– Ну, нет. Он, наверно, выбривает там. С другой стороны головы тоже лысо возле ушка.
– Хорошо, умница. А тёть можешь описать?
Даша описала женщин-похитительниц, но толку было мало. Никаких следов, ни малейшей зацепки. В базе МВД не было людей с похожими приметами. Девочку вернули домой рано утром в день ареста Макса. Привезли и оставили перед дверью квартиры. Радовал тот факт, что ребёнок вообще остался жив и невредим. Такой исход – редкость в делах о похищении.
Римма Тюленева налила чай, добавила лимон и мёд, отхлебнула. Вкусно. Ксения от чая отказалась, Даша от конфетки отказаться не смогла.
– Я могу у Вас узнать некоторые подробности? – Ксения Штурц пристально смотрела на следователя и теребила ручку сумки.
– Смотря какие.
– Мой муж был любовником директора школы? – вены на висках надулись, но Ксения решила расставить все точки над i.
– Да, – просто ответила Тюленева. Ей было жаль молодую женщину. Тем более у неё в жизни была похожая история. Первый муж не пропускал ни одной юбки, любого цвета, длины и размера. Не удивилась бы, что и на штаны заглядывался.
