— Скоро сама его спросишь. — Сиенна скрещивает руки на груди. — Только сначала я ему врежу. Идиот.
В этой ситуации нет ничего смешного, но я смеюсь:
— Занимай очередь. Только после меня.
В дом врывается детектив Лина.
— Они в гостиной? — доносится из коридора ее голос.
Где Чейс?
— Спасибо, — говорит она одному из офицеров.
Слышны три громких шага, а затем дверь в гостиную распахивается.
— Девочки, Чейс в безопасности, с ним мой офицер, его везут домой, — сообщает она с порога и достает из конверта фотографии. — А это нам нужно обсудить.
— Похоже, Джейк очень давно следит за нами. Эти фотографии были сделаны не сейчас, — говорю я. — Не считая этой недели, мы с Чейсом в последний раз были в монтажной примерно месяц назад, в начале января, вскоре после каникул.
Она раскладывает фотографии на кофейном столике.
— Когда, по-вашему, сделаны остальные фотографии?
Я разглядываю их по очереди. Закусываю губу и пытаюсь припомнить, когда носила запечатленную на них одежду. Это сложно, если учесть, что я не помню, что ела на завтрак.
Сиенна склоняется над фотографиями, загораживая мне вид.
— Трудно сказать. Сейчас почти все это в стирке. Я уже недели две не стирала, так что… да, где-то неделю-две назад.
Ого. Впрочем, у Сиенны два комода битком набиты одеждой, она может позволить себе не стирать так долго. Кто бы знал, что эта причуда поможет полицейским установить срок начала слежки за нами?
— Хорошо, спасибо, — кивает детектив Лина. — Как вам кажется, среди этих фотографий есть те, которые совпадают по времени с убийством Сонни?
— Эм, возможно. Не знаю точно, — говорю я, и остальные согласно кивают.
— Значит, Джейк следил за нами и после того, как к нам приставили охрану? — спрашивает Шарлотта.
Если это правда, то я уже никогда не почувствую себя в безопасности. Вообще. Все эти охранники должны были следить, не появится ли где-то рядом Джейк. Их ведь обучали таким штукам… а они все равно его не заметили.
В комнату заходит офицер с подносом, и детектив Лина молчит, пока мы берем кружки с чаем и рассаживаемся. Офицер наливает и себе, а затем, вместо того чтобы уйти, усаживается в кресло. Я не хочу при нем обсуждать то, что он не справляется со своей работой. Но, справедливости ради, мне действительно кажется, что он не справляется с работой.
— Так что, вам уже удалось что-нибудь выяснить? Вы скоро его поймаете? — спрашиваю я вслух.
Есть ли у него список жертв? Почему он желает нам смерти? Кого он наказывает? Что мы такого ему сделали? Мы этого не заслуживаем.
Детектив Лина заверяет нас, что все в порядке, но я слушаю ее вполуха. И едва слышу, как в замке поворачивается ключ, вскакиваю на ноги. Он дома!
Чейс заходит в комнату и смущенно улыбается, вскинув ладони:
— Виноват. Дурак.
— Да какого черта! Ты вообще думал головой, когда решил сбежать?! — вскидываюсь я. — Мы чуть с ума не сошли!
— Прости, Лайла. Я думал, что вернусь раньше вас. — Он меняется в лице. — А почему вы здесь? Что стряслось?
— Чейс, мы охраняем вас не просто так, мы… — начинает Лина.
— Не надо, детектив. То, что я сделал, было очень глупо. И больше не повторится. Клянусь.
Она кивает; кажется, поверила, что Чейс больше не будет дурить. А вот я не поверила, как бы я к нему ни относилась.
— Это передали девочкам, — говорит детектив, указывая на фотографии.
Губы Чейса беззвучно шевелятся, произнося ругательство, — я не слышу, что он сказал.
— Когда вы гуляли? — спрашивает он, и мы киваем. — Джейк был там. Господи. Но почему там только одна фотография со мной и ни единой с Сонни или Айзеком?
Может, потому, что в тот момент они уже были мертвы?
Я пожимаю плечами.
— Он заплатил какому-то парню, чтобы тот передал нам конверт. Наверное, Джейк был где-то неподалеку. Как еще он узнал бы, где мы?
— Мы едва успели заказать выпивку! — говорит Сиенна. — Как подумаю, что он весь вечер следил за нами, аж тошно становится.
— Постарайтесь сейчас не зацикливаться на этом, — вмешивается детектив Лина. — Я знаю, что это непросто. Но на улицах дежурят полицейские, они пытаются выследить преступника. Он не мог далеко уйти.
Она не называет Джейка по имени. Я знаю, что у полиции всегда бывает несколько подозреваемых, что подозревать кого-то одного, когда практически нет никаких улик, глупо. Но кто еще это может быть, кроме Джейка?
Я с надеждой смотрю на Чейса. А вдруг уже сегодня все кончится? И мы снова вернемся к нормальной жизни. Или начнем новую. Она тоже будет нормальной, но другой. Правда, без Сонни и Айзека.
Чейс улыбается — наверняка чтобы просто успокоить меня, — но смотрит скептически, что ничуть не уменьшает мое беспокойство.
— Он выслеживал нас. Присылал нам записки все это время, а у вас до сих пор ничего на него нет! — говорит он детективу. — Простите, конечно, но таковы факты. Вы понятия не имеете, где он, а наши друзья продолжают умирать! Почему целая толпа детективов и полицейских не может выследить одного-единственного человека?
— Чейс, я понимаю твое волнение, но уверяю, мы делаем все, что в наших силах. Мы прорабатываем каждую улику и будем работать до тех пор, пока убийца не будет найден.
— Ну да. Интересно, скольким из нас еще вырежут сердца, пока у вас это наконец получится?! — выпаливает Чейс и вылетает из комнаты, прежде чем кто-то успевает сказать что-нибудь в ответ.
Он был ближе к Сонни и Айзеку, чем Сиенна, Шарлотта или я. Они проводили вместе много времени — развлекались, играли в футбол, ходили в бары, играли в видеоигры.
Сиенна кладет ладонь мне на плечо:
— С ним все будет в порядке, Лайла.
— Мне надо с ним поговорить.
Я еще никогда не видела Чейса таким. От беспокойства у меня внутри все сжимается.
Чейс часто заставлял меня нервничать. Он единственный человек, в присутствии которого у меня внутри всегда все трепетало. А сейчас они носятся таким ураганом, что меня немного тошнит.
Я извиняюсь перед присутствующими, выхожу из комнаты, поднимаюсь по лестнице и стучусь в его дверь. Он отвечает не сразу, но дверь в ванную открыта, так что он, наверное, у себя. Я заметила, что стою, затаив дыхание, только когда почувствовала, что задыхаюсь. Сколько же я так стою? Полминуты? Сорок секунд?
С ним все в порядке? Он просто хочет побыть один?
— Лайла, это ты? — спрашивает Чейс из-за двери.
Я делаю глубокий вдох.
— Да, я.
