«Интересно, где он их раздобыл?»
Валентин подошел к калитке и постучал в молоток — даже это действие Помпилио поручил слуге, оставшись ждать результата за его спиной. Возница продолжал мять кепку, застывшая лошадь по-уставному таращилась вдаль. Лилиан улыбнулась — настоящий адиген, — и отправилась встречать гостя.
С тех пор как были открыты Вечные Дыры, люди разучились жить в одном мире. Технические достижения и публичные события, научные открытия и даже войны — всё подвергалось сравнению с происходящим на другом конце Вселенной. А как там у них? Неужели лучше? Или все-таки они от нас отстают? Отстают? Замечательно! В следующий раз постараемся удивить их еще больше!
И постепенно, так уж сложилось, в каждом мире появилось нечто свое, особенное, отличающее его от остальных. Где лучшие заводы? На Галане. Где самые надежные банки? На Верзи. Где лучшие карнавалы? Конечно же, на Андане!
Все обитатели Герметикона знали, что только в Ожерелье, в старых мирах, где правили чистокровные, ведущие свои родословные чуть ли не от Добрых Праведников, адигены, умели устраивать настоящие карнавалы. И все обитатели Герметикона мечтали на них попасть. Однако котировались празднества не одинаково. Галану игнорировали, поскольку адигенов на ней не осталось, а бароны понятия не имели об утонченности, предпочитая заменять пышность вопиющей купеческой роскошью. Заносчивые лингийцы не вызывали особенной симпатии, поскольку по-настоящему дружелюбно они относились лишь к гостям из Союза, считая остальных глухими провинциалами. Верзийцы числились слишком серьезными, тинигерийцы не отличались оригинальностью, частенько использовали в своих праздниках чужие и уже устаревшие идеи, а каатианцы традиционно экономили на веселье. Зато праздники Анданы славились на весь Герметикон.
Три года назад Лилиан оказалась на первом в своей жизни карнавале и сразу — на Празднике Всех Даров, на знаменитой неделе потрясающих развлечений, в которые с головой погружалась столица Анданы. Юная Лилиан не стала королевой: когда на праздник съезжаются несколько тысяч красавиц, выбрать из них лучшую непросто, и никто этим не занимался, однако девушка произвела впечатление. Лилиан заметили, и отец — тогда он еще был жив — раздувался от гордости. Его постоянно окружали опытные свахи, предлагали партии, но… но не головокружительные, а просто хорошие, вполне подходящие для скромной, не очень родовитой девушки из скромного, не очень богатого мира. Впрочем, тогда Лилиан не забивала себе голову подобной ерундой. Ей казалось, что мир у ее ног и она способна получить всё, что захочет. А захотела она лысого, кажущегося толстым лингийца — умного, дерзкого на язык и превосходного танцора. Мессера Помпилио из рода Кахлес захотела юная Лилиан. Холостяка, на которого заглядывались все незамужние девицы — породниться с Кахлесами означало обеспечить будущее не только себе, но и всему роду.
На том празднике Помпилио ни на секунду не оставался один, его постоянно окружали красивейшие адигены, или свахи, или тетушки, жаждущие выгодно пристроить племянниц, или молодые дворяне, жаждущие подружиться с представителем древнего рода и представить его своим сестрам. Другими словами, лысая голова Помпилио шла кругом, но Лилиан захотела. И лингиец, как ни странно, обратил на юную провинциалку внимание.
— У тебя новое хобби — открывать двери?
Он задал вопрос, лишь оказавшись в доме. Увидев девушку у калитки, удивления не выказал, с достоинством поздоровался, так, словно адигены всегда исполняли обязанности слуг, и прошел внутрь. И уж тем более не проявил эмоций Валентин, на чьем непроницаемом лице не дрогнул ни один мускул. Однако Лилиан знала, что слуга потрясен столь вопиющим нарушением этикета. Что же касается Помпилио…
— Посуду мыть не пробовала?
— Сегодня я отпустила слуг.
— Даже горничную?
— Никогда не забуду, как ты пытался соблазнить одну из них.
— Гм… а разве это считается?
— Ты невыносим.
— Спасибо.
Дурманящий аромат огромных лилий быстро окутал каминный зал. Лилиан поставила букет в заранее приготовленную вазу и улыбнулась:
— Как всегда, мои любимые.
— Ты любишь розы. — Помпилио обнаружил поднос с вином и бокалами и занялся бутылкой.
— За обедом мы выяснили, что ты всё помнишь.
— Да… Но я люблю дарить тебе лилии. Это твои цветы.
— Это мое имя, — уточнила девушка.
— Это твои цветы, — твердо повторил Помпилио. — Красивые и гордые.
— У розы есть шипы.
— Оружие выставляют напоказ от неуверенности.
Лилиан улыбнулась и приняла бокал с вином.
— Твое здоровье, Помпилио.
— Твое здоровье, Лилиан.
— Снова за встречу?
— С удовольствием.
Тихий перезвон стекла, маленькие глотки вина, и вот они уже в креслах напротив друг друга. Очень по-светски, почти официально.
— Я привез письмо от Фредерика дер Саандера, — сообщил Помпилио, внимательно глядя на девушку.
— Оно у тебя с собой?
— Забыл у Теодора.
— Ты можешь без него обходиться?
— Без письма?
— Без Теодора.
— А зачем?
— А вот я теперь многое делаю сама.
— Я заметил.
— Быть одной оказалось не так уж и весело.
Лилиан произнесла фразу мягко, однако Помпилио вздрогнул, словно от удара. Но взгляд не отвел. Помолчал, после чего тихо произнес:
— Мне жаль, что я пропустил похороны твоего отца. Слишком поздно узнал о его смерти.
— Теперь неважно.
— Почему?
— Я собираюсь замуж, — ровно сообщила девушка.
— Фредерик упоминал, — спокойно кивнул Помпилио. И сделал глоток вина. — Хорошая партия.
Для скромной, не самой родовитой девушки из не самого богатого мира. К тому же — сироты. К тому же ей двадцать один, по меркам адигенов — старая дева. Помпилио использовал неправильный эпитет: породниться с дер Саандерами было для Лилиан не просто хорошей, а идеальной партией. Очень продуманный, прагматичный выбор.
— Фредерик меня любит.
— Он говорит только о тебе. Я даже заскучал.
— Тебе неприятно говорить обо мне? — прохладно поинтересовалась девушка.
— Неприятно, когда о тебе говорит он.
— Мы с Фредериком познакомились год назад на Верзи.
— И с тех пор ты водила его за нос?
— Тебе действительно интересно?
— Я пытлив, как амуш. Ты ведь знаешь.
— И поэтому мечешься по всему Герметикону.
— Я…
— Я не водила Фредерика за нос, — светски продолжила девушка. — Я пыталась проломить сопротивление его семьи. Родственники были настроены против нашего союза.
