– Это королю Лиану решать, пустить вас к Тому, Кто охраняет печать, или нет! Мы, служители правды, не дозволяем незнакомцам видеть Его. Так что не радуйтесь раньше времени. Или, – он усмехнулся, – не огорчайтесь. За мной!
Калике подтолкнул близнецов, и они поплелись за хризалидами, с трудом переставляя дрожащие ноги. Цветы перед глазами расплывались, все окутывала темнота. Францу казалось, еще чуть-чуть, и от страха он упадет в обморок или, что хуже, вызовет из того поворота темноту…
Франц пытался дышать медленнее и глубже, но от всего пережитого мир постепенно затягивала непроницаемая мгла…
Вдруг на его плечо опустилась чья-то холодная рука. Мальчик очнулся: Филипп шел рядом.
– Ты в порядке?
Брат впервые заговорил с ним после случившегося. Когда Филипп обижался серьезно, что случалось довольно редко, то добиться от него хоть слова было невозможно. Сейчас Филипп глядел на Франца прозрачными, будто наполненными водой глазами. Впалые щеки отливали синевой.
– Прости… – выдохнул Франциск. – Прости меня, Фил! Я знаю, что виноват.
Он обхватил младшего брата, сжав так крепко, как только позволяли хрупкие плечи Филиппа, и уткнулся носом в его плечо.
Филипп не пошевелился.
Франц вдруг почувствовал себя странно. Лишним.
Брат должен был ответить. Обнять в ответ. Как делал это всегда. Но он просто стоял, опустив вялые руки, и мыслями был где-то далеко. Франц вздрогнул. Хотел заставить Филиппа откликнуться, растормошить его… но понял, что близнец этого не хочет.
Франциску было нужно прощение, нужно было услышать тихое «хорошо…». Но брат молчал. Франц почувствовал себя опустошенным. Он разжал руки и отпустил Филиппа.
– Скорее! – поторопил их Калике.
Филипп бросил на него ничего не выражающий взгляд, повернулся и пошел дальше.
Франциск стоял и глядел ему вслед. Чувствовал, как начинает щипать глаза. Он только что обнял брата, а тот не ответил. Такого никогда не случалось.
Никогда.
Филипп не простил.
«Ты уже не маленький. Мне кажется… тебе пора начать жить реальной жизнью».
Почему брат всегда говорил как взрослые? Франциск это ненавидел. Он верил в лучшее, искал свою мечту. Но сейчас в глубине сердца начал сомневаться, действительно ли его вера в волшебный мир была правильной. Ведь все, во что он верил эти годы, оказалось ложью. Чистой, будто обжигающий глотку спирт, ложью.
И Филипп это знал всегда.
А Франц ему не верил.
Он совершил ошибку. Подставил брата. И теперь вел его темной тропой к… смерти? Бедный больной Филипп! Останься они в Англии, младший близнец сейчас наслаждался бы встающим над землей солнцем, а потом Франц принес бы ему смешных рогатых улиток или охапку цветов, чтобы он мог почувствовать, каково это – бегать, где тебе заблагорассудится. Жить. Дышать полной грудью. Как все.
Если быть честным, это Франц должен был расплачиваться за то, что обманулся. Он должен нести наказание. Но не Филипп. Нет, только не Филипп…
Брат этого не заслужил.
«Я верну тебя домой! – поклялся Франц. – И найду тебе лекарство. Я все исправлю, и ты простишь меня…»
Франциск смотрел в спину уходящему брату, который с трудом передвигал дрожащие ноги. Его хрупкая фигурка заставила сердце сжаться от жалости, и он дернулся было подхватить близнеца, но остановился. Как бы ни был слаб Филипп, внутри – в сердце – он был куда сильнее старшего брата. И сейчас лишь подожмет губы и посмотрит на Франца так, будто он пустое место.
Пара хризалид, выставив перед собой копья, надвинулись на Франца, и он поплелся вслед за Каликсом и Филиппом.
Вскоре туман отступил и, извиваясь длинными пепельными щупальцами, уполз на вершины холмов. Тут и там деревья взрывали землю гигантскими корнями, и меж корней открывались пещеры. Круглые входы зияли чернотой и холодом, и, когда Франц проходил мимо провалов, у него по коже пробегал мороз. Наконец путники очутились на самом дне ложбины, где хризалиды обустроили деревню.
Под исполинским деревом, раскинувшим гигантскую крону над всей поляной, горел высокий костер. Франц очень удивился: пламя было белым, будто хвост горностая зимой. Увидев пришельцев, сидящие вокруг костра хризалиды злобно застрекотали.
Стражники провели путников вокруг костра, и мальчики с Каликсом предстали перед королем хризалид. То, что это король Лиан, Франциск понял сразу: хризалида сидел на троне из переплетенных корней гигантского дерева, в короне из сплетенных ветвей, и, когда он наклонил голову, внутри веток мелькнуло что-то белое. Яйца. Короной было гнездо.
Правитель хризалид встал, и присутствующие замерли. Повисла такая тишина, что слышно было лишь потрескивание белого костра. Король расправил руки и ноги, покрытые кожей-корой, но светлой, как у березы, и медленно спустился с трона. За его спиной волочились прозрачные слюдяные крылья, испускающие мертвенно-голубоватый свет.
Король остановился в нескольких шагах от пришельцев, склонил голову набок. С его макушки и до самого пояса струились белоснежные гладкие волосы. Пряди полностью скрывали лицо, виднелись лишь бледные сомкнутые губы.
Но взгляды Франца и Филиппа были прикованы только к грудной клетке короля. Она была такая же, как у остальных хризалид. Между ребер росли влажные, блестящие гроздья пепельных грибов, среди которых копошились жирные черви. Сердце покрывала белая кора, и билось оно медленно и тяжко, пульсируя венами и прожилками. Над сердцем тоже свешивались синюшные скользкие грибы.
– Я слы-ы-ышу…
Король Лиан приподнял подбородок и приоткрыл губы. Он говорил медленно и тихо, растягивая слова, будто свежую смолу. Все молчали – ни стрекота, ни шороха. Лишь треск костра и завораживающий тягучий голос.
– Слы-ы-ышу шорох… Слы-ы-ышу, как колышется мех на шее пришедшего… Слы-ы-ышу скрип когтей о камни… А-а-ах…
«А-а-ах» разлетелось тихим, холодным шепотом в темноте, и по коже Франциска побежали мурашки. Он задержал дыхание, завороженный белой фигурой короля.
Лиан запрокинул голову к небу, прислушиваясь.
– Да… Это он. Я узнал его, хотя не слыхал его много, мно-о-ого лет…
С губ короля сорвался тихий смешок.
– Ка-а-а-аликс. Даже без глаз – я узнаю тебя, узнаю…
Сидящие вокруг костра хризалиды переводили цепкие взгляды с короля на могучего Каликса и обратно.
Калике выпрямился. Его лицо было бесстрастным, монстр отлично владел собой. Но нутром Франц почувствовал: тот напряжен.
Что-то должно было произойти.
Или уже происходило?
– Да будет ночь, – поприветствовал Калике.
Король Лиан помедлил, но в итоге просвистел:
– Да будет ночь.
