«Что это значит?! – судорожно соображал Франц. – Елка? Дерево? Но при чем тут ветер, хозяин и…»
И вдруг Франц понял. Нет, это не дерево! Ведь у «елочки» не было главного – ствола. Короткая черта, от середины которой отходили две черточки, а от нижнего конца еще две.
Это походило скорее на звезду с опущенными лучами.
Или…
– ЧЕЛОВЕК! – заорал Франциск. – ФИЛИПП, ЭТО ЧЕЛОВЕК!
Богомол зашипел, и мальчик взвыл от боли, когда цепкая лапа с размаху опустилась на его плечо. Глаза младшего брата вспыхнули пониманием и голубыми огоньками. Он ринулся к одному из ключей, которые только что отшвыривал прочь, схватил его и, спотыкаясь, бросился к люку.
Время в часах заканчивалось.
– Давай, Фи-и-ил!
Трясущимися руками Филипп вставил тяжелый ключ в скважину, и тот вошел четко, провалившись по самый стержень.
– Поворачивай!
Всего несколько глаз.
Вот упал один.
Другой.
– Давай, Филипп! Давай! – истошно орал Франциск, пока брат, налегая всем телом, пытался провернуть гигантский ключ в скважине. – Давай же!
Сквозь узкое горлышко проскользнул еще один глаз. И когда он с жутким хлюпом упал в кучу других, раздался щелчок.
Сначала Франц не понял, действительно ли услышал тот самый звук.
Его трясло и мутило, лапы Богомола сдавливали грудь, будто железный обруч – разбухшую от дождя бочку.
Франц задыхался.
От ужаса.
Больной цепкой хватки.
Надежды.
– С-с-с-с… – просвистел Богомол.
Что это значило?
Филипп стоял к ним спиной. Сквозь навернувшиеся слезы Франциск видел, что его рубашка порвалась на локте и белая ткань постепенно становилась красной.
Плечи брата подрагивали.
Он смотрел на печать.
Получилось?
Раздался металлический лязг: печать дрогнула и приподнялась над полом. Что-то щелкнуло, и люк… приоткрылся!
– С-с-стой! – просвистел Богомол.
Лапы разжались. Франц вдруг вдохнул свободно.
Брат угадал верно!
Они открыли печать!
Франциск встретился взглядом с голубоглазым хризалидой, и в этом взгляде горела отчаянная радость. Хризалида же смотрел сдержанно, не выдавая эмоций. А вот второй стражник не мог унять разочарования: он кривил губы и перебирал когтистыми лапами по копью. Не хотел признавать, что дети обхитрили самого Хранителя Лжи – мудрейшего из мудрейших!
И Франциск понял: он свободен.
Свободен!
Мальчик рванулся к брату, но тут раздался скрежет Богомола:
– Что ж-ж-ж, ты отгадал верно, маленький лжец-с.
Франц споткнулся и замер в паре шагов от Филиппа.
– А теперь объяс-сни, что значит моя загадка. Как ты догадалс-с-ся?
Игра еще не закончилась.
Холод и мгла вновь охватили Франца – ведь он не знал, почему ответ на эту загадку – «человек». Он просто увидел подсказку и догадался.
Мальчик не удержался и глянул на хризалиду. Голубые глаза стража остекленели от страха.
Нельзя его выдавать.
Нельзя!
Почему же ответ на загадку – человек?
«Думай! – судорожно вскричал про себя Франц. – Думай!»
– Слуги хозяина – это мысли, – вдруг тихо заговорил Филипп. – Потому что мысль быстрее всего на свете. Она обгоняет даже ветер. Поэтому человек одновременно очень медленный и очень быстрый. А мысли человека – это он сам.
Богомол замер. Надулся так, что казалось, еще чуть-чуть, и его брюхо треснет от напряжения. И уставился на Франца.
– Вс-се верно, да… Но пос-с-смотри мне в глаза, с-старший лжец-с.
Голос чудовища вдруг стал спокойным и холодным. Франц повиновался, хоть и изнемогал от страха.
– У тебя, человечес-ская личинка, еще не вс-с-се потеряно… Да, не вс-се…
Отчего-то монстр погрустнел. Его жвалы опустились, рот перестал расплываться в довольной ухмылке. Голос зазвучал иначе – глубоко, проникая в самое сердце. Франц почувствовал, как что-то странное обволакивает его сознание – что-то, чего он прежде не знал. Чья-то воля.
Воля Хранителя Лжи.
– Для тебя еще ес-с-сть спасение, дитя, если ты признаешь-с-с-ся в том, кто ты такой.
И в мыслях Франца прозвучал свист, слышимый лишь ему одному: «Маленький лжец-с». В свисте не было гнева, это был… это был просто факт.
Свист был не злым.
Предопределенным, будто сама вечность. И холодным.
Но гнева – нет, гнева в нем не было.
– Я дам тебе шанс-с-с. Пос-с-следний шанс. Выбор.
– К-какой?
– Ты можешь отказатьс-ся от печати. За это я скажу тебе одну правду. Вос-схитительную правду. Так печать или правда?
Франц вспомнил, как другой голос, звонкий и слегка печальный, говорил: «Он коварен и не пропустит вас к печати просто так…»
Богомол использовал последний шанс, пытаясь опутать разум мальчика своей злокозненной волей.
«Правда? От него? Это чудовище не ведает правды, не ведает добра!»
– Печать! – крикнул Франц.
По лицу Богомола скользнуло разочарование.
– Да будет так… именем Кризалис-са.
Франц двинулся к люку, и вдруг Хозяин Лжи скомандовал:
– Ты! Принеси ключ.
Темноглазый хризалида бросился к люку, но Богомол мотнул головой:
– Нет, не ты.
Франц почувствовал, как по спине пробежал холодок. Голубоглазый стражник медленно подошел к открытому люку и вытянул ключ из скважины.
– Принес-с-си сюда.
Хризалида, сутулясь и горбясь, покорно поспешил к хозяину.
Филипп приподнял крышку люка тонкими бледными руками, и Франц невольно бросил взгляд внутрь. Там, утопая в черном, будто полночное небо, бархате, лежал совсем крошечный, не в пример раскиданным вокруг громадинам, ключик.
Тусклый, рыжий от ржавчины.
Очень похожий на тот, который Франц носил несколько лет на шее.
– Как с-странно…
Франц вздрогнул и обернулся.
Голубоглазый стражник стоял перед Богомолом на коленях, а Хранитель Лжи, зажав в крючковатых передних лапах ключ, обнюхивал бородку.
– С-с-странный запах, с-с-странный…
Гигантские глаза Хранителя Лжи яростно блеснули, а крылья с шумом встопорщились, породив волну эха.
