– Здесь мы! Мы!
Воздушные создания полетели вперед и закружили вокруг Плакальщика. Тот со стоном протянул руки, ухватил одну пролетавшую мимо Беспамятную и с плачем притянул ее к себе.
– Нет! Нет! – наперебой закричали девицы. – Это не человек! Человечишки – там, там, там!
Но Плакальщик не слышал – а возможно, просто медленно соображал.
– Че-ло-ве-ек… – стенал он. – Бед-ный…
Беспамятная верещала и, упершись руками в плечи Плакальщика, вырывалась, однако Хозяин держал крепко:
– Не-пла-чь… Я-у-те-шу…
– Нет, нет, нет!
С глухими рыданиями и причитаниями Плакальщик прижал девушку к груди. Раздался безумный вопль: зубья вил вошли в тело Беспамятной и проткнули ее насквозь.
Беспамятная задергала ногами, а затем обмякла.
– Бот-так… – простонал Хозяин. – Хо-ро-шо… Те-перь-те-бе-хо-ро-шо…
– Не та! Не та! – взвыли девицы. – Ах, Хозяин, это не человек!
Тут до Плакальщика дошел смысл их криков. Он присмотрелся к своей жертве мутным взглядом и увидел наконец, что схватил не человека, а одну из своей свиты.
– Не-ет… – простонал Хозяин. – Не-че-ло-век…
Он отнял Беспамятную от груди и положил мертвое тело на берег.
– Те-перь-не-вер-нуть…
Плакальщик согнулся над Беспамятной и принялся оплакивать убитую, гладя ее тело синими руками, а по его лицу катились черные слезы и капали на тело погибшей. Он все стенал и рыдал, а Франциск с Филиппом стояли ни живы ни мертвы от ужаса, боясь пошевелиться.
Но тут Беспамятные вновь заголосили:
– Хозяин! Хозяин! Бросьте, бросьте! Одной больше, одной меньше – разве стоит плакать? Разве стоит? Нас много, много!
И воздушные девы закружились над головой Плакальщика, обсуждая друг с другом, как это Хозяин обознался. С каждым разом рассказ казался им все смешнее и смешнее, и не прошло и минуты, как Беспамятные, позабыв о погибшей подруге, хохотали над оплошностью Хозяина.
– Ха-ха, хо-хо! В следующий раз не обознайтесь, – смеялись они, – не обознайтесь! А теперь посмотрите, поглядите же – два человека, два хорошеньких темноволосых человечка – вон они, вон там!
И Беспамятные ринулись к братьям, окружили их, услужливо подтолкнули к Плакальщику.
Монстр вытер черные слезы и прищурил выцветшие, блеклые глаза:
– Лю-ди. Дво-е-лю-дей… Аа-а-ах.
Франциск едва стоял на ногах от страха, а Филипп вдруг набрал в легкие воздуха и громко выкрикнул:
– Нас зовут Филипп и Франциск! Мы пришли сюда по Стезе!
– Фран-циск… Фи-липп… – по слогам произнес Хозяин. – По-Сте-зе…
– Да! – Голос брата дрожал, но он продолжал говорить. – По Стезе. Мы пришли открыть печать Мертвого Принца!
– Пе-чать…
Сперва Хозяин явно не понимал, о чем речь. Но вдруг глаза его прояснились и засияли темным огнем так, что братья попятились. Плакальщик стряхнул оцепенение, посмотрел на мальчиков пристальным осознанным взглядом и нахмурил брови:
– Печать… Они сказали, что пришли открыть печать… Вы слышали?
– Да, так и сказали! – отвечали Беспамятные. – Так и сказали, Хозяин!
– Печать Принца… Вот как… Значит, нельзя мне утешить этих бедных людей… Нельзя…
– Почему нельзя? Почему?
– Пока они не попытались открыть печать… Как жаль… Бедные, бедные дети… – Горящие глаза монстра пожирали близнецов. – Совсем одни, потерялись… Но не плачьте, дети… Скажите им, чтобы не плакали…
– Они не плачут, Хозяин!
Плакальщик не слушал.
– Пусть не боятся, – сипел монстр. – Да, они настрадались… Они наплакались… Их глаза опухли от слез, а сердца истаяли от боли и печали… Нет ничего хуже, чем быть человеком! Бедные, бедные люди… Не бойтесь же, не бойтесь.
Впрочем, от слов Плакальщика спокойствие не пришло, напротив, это его «не бойтесь» звучало, пожалуй, еще кошмарней, чем неистовый плач.
Франциск никак не мог отвести взгляда от полупрозрачного тела, лежащего там на камнях…
– Я знаю, каково страдать. Я много страдал. Но теперь уже нет, – глухо проговорил Плакальщик. – Теперь я не чувствую боли. Да, не чувствую, и мне хорошо… Но мне жаль тех, кто все еще жив. Бедные, бедные люди. Я утешу вас, не плачьте, я прижму вас к своей груди и подарю вам прекрасный покой… Нет ничего слаще покоя, нет ничего прекраснее беспамятства… Не бойтесь… Боль… Длится… Миг… Но затем… Вы…. Забудете… Обо всем… И будете… Счастливы… Вечно…
– Мы не хотим спокойствия, – дрожащим голосом предупредил Филипп. – Мы хотим открыть печать.
Плакальщик не сразу понял Фила. А затем тряхнул головой и издал долгий унылый вопль, который пронесся над берегом и всколыхнул туманную пелену.
– Бе-е-едные… глу-у-упые… люди… не хотят… не понимают… Зачем вам печать… Забудьте… Идите ко мне… Я дам вам то, что лу-у-учше…
Плакальщик протянул к мальчикам сизые руки. Филипп задрожал и попятился, а у Франца язык и вовсе отняло от ужаса.
– Нет! – выпалил Филипп.
– Нет… – глухо повторил Плакальщик, остановившись и опустив руки. – Не-е-ет так не-ет… Идите к печати… Если дойдете… Но мы будем ждать вас… Правда, мои Беспамятные? Будем ждать там, в тумане… И они поймут, что печать им не нужна… И придут к нам, и мы их утешим, не так ли? Утешим…
– Утешим! Успокоим! Убаюкаем! – подхватили Беспамятные и, взявшись за руки, закружились в радостном хороводе. – Скоро! Очень скоро!
Плакальщик медленно повернулся и побрел обратно, стеная и вздыхая. Его свита устремилась следом, пританцовывая и помахивая руками на прощание, словно обещали мальчикам скорую встречу.
– Как нам найти печать? – осмелев, крикнул Филипп вдогонку.
– Королевская… сикомора… Она хранит… печать…
Королевская сикомора!
Франциск поглядел туда, где темнела верхушка гигантского дерева, но туман стремительно сгущался и пеленал ветви белым саваном. Еще чуть-чуть, и дерево исчезнет в блеклой завесе.
– Я в-видел золотой блеск. – К Францу наконец вернулся голос. – К-когда подплыли к острову… Возле т-того большого дерева!
Фил отрывисто кивнул:
– Я тоже. – Он крикнул в туман: – Как нам дойти до сикоморы?
– Тропа-а… – расплакался хозяин острова.
Среди валунов замерцала тоненькая, будто золотистый волос, тропинка. Туман сгущался и плотнел, и в нем тонули все звуки, кроме:
– А мы-ы бу-дем жда-ать… В ту-ма-не…
Глава 20 о королеве ледяных фейри
