От монстра исходило такое торжество и возбужденность, что Франц ощущал его чувства словно свои.
Айсиды говорили, Кари-Казе пришел с севера…
Он, вероятно, переволновался, потому что увидел родину.
– А что там, за горами? – спросил Филипп. – Где кончается Англия?
– Крайний север, – тихо отвечал Калике, не отводя немигающих глаз от гор. – Бесплодная пустыня, овеянная тайнами, которые мало кто раскрывал. Там земля, где звезды так низки, что их можно коснуться рукой. Вечные льды. И тишина. Туда, на север, ведет путь мертвых, и вам туда пока ходу нет…
Темень чернее черного клубилась позади гор, и чем ближе ковер подлетал к гряде, тем страшнее было Франциску смотреть на сгустившуюся за вершинами мглу.
После слов Каликса ему стало казаться, что позади этой гряды кроется нечто такое, что лучше не знать никому. Нечто, что не стоит звать, не стоит будить… И пусть оно спит позади великих каменных зубцов, украшенных жемчужно-белыми снегами, – пусть спит вечно, покуда не наступит последняя ночь…
Франциск удивился своим мыслям. Оказалось, проведя столько времени с народами Полуночи, сердце его, познав темноту этого мира, поведало ему то, о чем он прежде бы и не догадался…
Он все четче видел исполинские утесы, вспарывающие мантию небес. Стал различать ущелья и впадины, когда большие зубья распались на множество маленьких. Верхушки гор касались звезд, вознося над лесами сияющие венцы с немеркнущими алмазами. Снега, сковавшие их вершины, на фоне черноты светились призрачным светом.
У подножия гор тянулись плоские низины, поросшие беспросветно темными лесами. Длинная долина врезалась клином в кряж, и когда Франциск проследил взглядом, куда она вела, то захлебнулся холодом и страхом.
На другом конце долины возвышалась цитадель.
Будто застывшая музыка органа – траурная и беспросветная, высились стены крепости. Мертвый Замок походил на венец. С двух сторон башни были пониже, а к середине поднимались неприступным частоколом головокружительной высоты. Замок выступал из скал их продолжением – такой же высокий, черный и вечный.
В стенах зияли провалы окон и арок.
Тысячи глаз неусыпно глядели на юг с этих бойниц. Стража наместника Полуночи не знала отдыха: вечно длился дозор тех, кто служил своему страшному повелителю.
Тут Франциск понял, что имел в виду Мудрец.
Эта цитадель была неприступна, словно сама гора.
Ущелье от утеса до утеса пересекала черная стена, посередине закрытая исполинскими Запретными вратами. Чугунные створы были тяжелы и неподъемны, чтобы их отворить, потребовались бы сотни и сотни рук. Эти врата были такими величественными и неприступными, что миновать их можно было лишь, если тебя призвал сам Мертвый Принц, если наместник приказал своим бесчисленным стражникам крутить тяжелые ручки, чтобы заставить работать великий механизм и приотворить эти плиты.
Или же если наместник приказал поймать и отвести тебя в нутро своего темного замка как пленника.
Но тогда вернуться не было никакой надежды.
От одной мысли оказаться по ту сторону Запретных врат, в ужасной цитадели, которая наверняка кишмя кишела призраками и жуткими слугами Принца, Франциску стало дурно.
Он глядел на Мертвый Замок в немом отчаянии.
Ковер снизил высоту и полетел медленнее, лавируя между верхушками деревьев. Хотя сосны и ели скрывали его от недремлющих очей призраков, даже отсюда Франциску чудилось, что он видит дозорных на черных стенах, и его охватил безумный, нечеловеческий страх. Их заметят. Найдут.
Мысль эта билась в голове, точно накрытая банкой бабочка.
Хотелось спрятаться, укрыться.
Замок глядел со скалы на братьев так, точно все знал. Раскусил их планы и теперь скалился мертвыми зубами-башнями. Пригвождал к месту ужасом бесчисленных бойниц, и во все стороны от его Запретных врат словно разлетался беззвучный крик: ты не слышал этот зов, но холодеющее сердце стремилось туда, на шепот мертвого повелителя, и мысли путались, погружались во мрак при взгляде на эту цитадель.
Франциск и Филипп покрылись ледяным потом. Страх был липкий. Мучительный и тяжкий, словно ночной кошмар, от которого не можешь пробудиться. Хотелось срывать с себя этот ужас точно паутину. Но он врос в плоть, проник в сердцевину костей и теперь разливал по телу мертвенный лед.
Ковер летел вперед, и замок надвигался.
«Только не туда! Не туда!» – вскричал про себя Франциск.
Ему хотелось подскочить, схватить Мудреца за руку и умолять остановиться, сию минуту повернуть и лететь назад.
Так страшно ему не было даже на краю пропасти.
Но тут ковер начал снижаться.
По сторонам проносились тяжелые лапы сосен. Лес дохнул в лица сумрачной влагой и острым запахом хвои. Воздух был прелый, дышалось тяжело. Они опустились в чащу, где их скрыл мягкий серый мрак. Звездное небо осталось далеко вверху, над верхушками исполинских деревьев, а путники опускались ниже и ниже и вскоре летели прямо над землей, чудом не касаясь кустарников. Франц пригибался в страхе, что деревья хлестнут по лицу игольчатыми колкими лапами, но мимикры умело управляли ковром и ни разу не задели деревьев.
Наконец чуть поредело.
Они вылетели на открытое пространство, и впереди показался большой овраг – разверзнутая на лесном теле рана. Там, на дне гигантской рытвины, раскинулись пышные заросли осоки и камыша. Стебли были не зеленые, как у нормальной поросли, а мертвенно-серые, отчего, казалось, все окутала сизая дымка. Берега шли под уклон, крутые и скользкие. Дно оврага окутала дремотная духота, появившаяся, вероятно, из-за гниющей листвы. От вод речушки стелились мертвенно-холодные испарения, среди камышовника клубились завитки тумана.
– Вот здесь.
Ковер мягко приземлился на траву. Мимикры отпустили края роскошного полотна и, расправив крылья, принялись разминать затекшие руки и ноги. Мудрец встал с подушек, подал братьям руки и помог подняться.
– Сюда, – поманил он за собой.
Они подошли к краю оврага.
Вдали за чередой деревьев чернело углубление в камнях, из которого и вытекала речушка.
– Она берет начало в Мертвом замке, – сказал Мудрец. – Этот ход ведет под горную твердь. Река изгрызла корни горы словно крыса, там несметное количество полостей и пустот, и если кто попадет в этот лабиринт, выбраться ему не удастся, так что Мертвый Принц не волнуется насчет черного входа в замок. И все же он предусмотрителен, а потому в сердце катакомб поселил свое главное чудовище. Там, в глубине своей темной обители, куда не проникает даже свет звезд, некий монстр пребывает долгие-долгие века… Глаза этого существа отвыкли от лунного сияния. Из жира тех, кого он ловит в подземелье, этот монстр делает свечи. Горят они тускло, но ему хватает света, чтобы делать работу всей своей жизни…
