Он глядел на эту стену.
Впервые не пытался закрыть глаза.
Он всматривался во мрак. Чувствовал бездну.
Всем сердцем…
А затем повернулся к бездне спиной.
Тьма не исчезла. Франциск ощущал ее тяжелое дыхание, касающееся его затылка и плеч. Но принял тот факт, что теперь эта тьма – словно тень – следует за ним. Принял как должное, больше не противился, а просто знал: пусть с темнотой за плечами, но он пойдет дальше.
Впереди не было мрака.
Ничего не было.
То, что должно случиться, полностью в его руках.
Когда мальчишки проскользнули в мастерскую, пристанище погибшего монстра окутывал молчаливый полумрак. На полу по-прежнему темнело озеро крови. Сшитый лежал на боку, раскинув конечности, и невидяще смотрел на вход. Крышка печати блестела при тусклом свете огарков, а под ней зиял страшный провал.
Братья застыли, не в силах двинуться дальше. Долгое мгновение в комнате были они трое: Франц, Филипп и тишина.
Франциск смотрел в пустые глаза чудовища. Сетчатая поверхность шаров остекленела. Во взгляде не было ни страха, ни надежды.
Мечта покинула ужасного портного.
А точнее, он – мечту.
«Даже монстры мечтают».
Почему Сшитый хотел стать человеком?
Если ты монстр – есть ли разница, в чьем теле пребывать?
«Не все ли равно? – подумал Франциск. – Видимо, нет».
А может, было что-то еще, что тянуло черный разум этого существа назад, в мир людей?
Франц ошеломленно вздрогнул.
У них с чудовищем была одна мечта.
Оба хотели вернуться к людям.
Осознав родственность их со Сшитым желаний, Франциск ощутил себя как-то не так. Разве можно, чтобы бездушное чудовище и он – живой человек – мечтали об одном?
Выходит, их мысли в чем-то были одинаковые.
«Нет, – передернулся Франциск и заставил себя оторвать взгляд от тошнотворного зрелища. – Мы разные».
– Пошли, – бросил он брату.
Но Филипп тоже застыл, глядя на Сшитого.
На его лице менялись разные эмоции: отвращение, страх, что-то еще…
О чем думал брат?
Франциск прежде считал, что если они близнецы, то у них и сердце одно на двоих. Его обижала скрытность брата. Но теперь сам ощутил странное желание молчать.
Он пережил страшную минуту один на один со Сшитым.
Этот ужас отсек прошлую жизнь.
Все, чем привык руководствоваться Франциск прежде, осталось позади.
Он был другим.
В углу за белым ажурным облаком из липких нитей оказались каменные ступени. Лестница вела вверх через прорубленную в потолке дыру. Цветы Зла, упившиеся крови Сшитого, один за другим вырастали из щелей в ступенях и склоняли зубастые головы. «С-с-сюда».
Ход в неизвестность. Отставив угасающий огарок в сторону, Франциск снял со стены новый светильник и заглянул в каменную расщелину.
Пламя выхватило десятки ступеней.
Эта лестница ведет в замок Принца.
Мальчик сделал первый шаг. Еще. И еще. За спиной тихонько застучали ботинки Филиппа.
Со всех сторон мальчишек окружила непроницаемая тьма.
Сейчас Франциск ее не боялся.
Он чувствовал то, что кроется в этом мраке.
И кроме прочего, помнил: тьма скрывала не только чудовищ. Темнота прятала от чужих глаз его самого.
«Да, – сказал себе Франциск. – Пока я в темноте, меня не видно».
Мастерская осталась внизу едва различимым пятном желтого света. Расщелину наполнило шумное дыхание. Подниматься было тяжело. На лбу выступил пот, рубашка промокла. Шаг за шагом Франциск и Филипп преодолевали десятки ступеней, двигаясь в неизвестность. Скоро они выдохлись и присели перевести дух. Ничего не говорили. Не хотелось. Отпив по нескольку глотков из фляги, братья побрели дальше.
Как далеко они уже забрались?
Францу думалось, что еще чуть-чуть, и они достигнут вершины горы, высунут головы в расщелину и увидят звезды.
Уставшие ноги не повиновались, дыхание сбилось. Мальчики остановились вновь, тяжело дыша.
«Ну же! Должен же быть конец этим ступеням. Лестница не может быть бесконечной! Где же дверь?»
И вдруг…
Свет выхватил каменную перегородку.
Франц ринулся по ступенькам и очутился на самом верху лестницы. Ступени оканчивались тупиком. Мальчик пошарил ладонями по шероховатой стене. Просто камень, ни следов двери. С досады он чуть не закричал.
– Что там, Франц? – спросил нагнавший брат.
– Пусто. – Франциск выругался. – Пусто, Фил! Это тупик!
Он рухнул на ступеньку и схватился за голову. Усталость и отчаяние нахлынули черной тучей. Филипп закусил губу, взял из рук брата огарок и посветил перед собой.
– Смотри!
Его голос дрожал от волнения. Франциск поднял голову. Фил пальцем указывал на отпечаток на стене в виде пятерни. Казалось, многие века – а может, тысячелетия – назад чья-то рука вдавилась в поверхность скалы с такой чудовищной силой, что на камне осталась вмятина. Ладонь была такая большая, что в ней могли утонуть все четыре руки – и Франца, и Филиппа, если бы близнецы приложили свои ладошки к отпечатку.
– А здесь еще один!
Филипп посветил левее.
Франц провел пальцем по выемке. Под пальцами ощущалась странная шероховатость.
– Посвети-ка…
Когда Филипп поднес огарок, в отпечатке левой ладони обозначился рисунок месяца. В отпечатке правой тоже нашелся рисунок, на этот раз луны.
Франциску вспомнились две стороны лунара: месяц и полнолуние.
– Кажется, мы нашли выход…
Филипп дрожащими пальцами вытянул из-за пазухи ключ на шнурке, и металлический стержень блеснул в пламени свечи. Вдруг рисунки вспыхнули – сквозь камень словно пробился свет сотен звезд. Месяц разгорелся серебристым светом, а луна – золотым.
Камень захрустел, пошел трещинами.
Чуть пониже отпечатков рук отвалился камешек, и в глубине загорелась замочная скважина.
– Вот она!
Голос Франциска дрожал.
Братья переглянулись. Отчего-то вместо «ни пуха ни пера» на ум Францу вдруг пришла другая фраза. Неужто Полночь пустила свои корявые корни в его душу?
«Да будет ночь», – проговорил в голове голос.
В животе похолодело, Франца охватило странное, мистическое предчувствие, и он не мог сказать, хорошее или плохое.
