Франц тряхнул головой, силясь проснуться, но не смог.
– Но почему… Почему Филипп молчал о том, что он…
Калике покачал головой:
– Разве о таком говорят? Разве ты бы поверил? К тому же он заключил договор с Кризалисом, а такие договоры сковывают язык…
– Он не хотел, чтобы я отправлялся в Полночь!
– Потому что понял, какие ужасы тебе предстоят. Но иного выхода не было. Кризалис все равно позвал вас обоих.
– Мудрец… Он обо всем знал? Ведь так?!
– Знал, – терпеливо кивнул Калике. – Но Смерть – единственный правитель Полуночи. Мертвый Принц лишь наместник. И только Смерти ведома Истина, которой нельзя делиться ни с кем. Для вас, смертных, многое непонятно из того, что творится в умах подобных существ… Порой это непонятно даже мне, – вздохнул Калике.
– Но ты, Калике! – в отчаянии воскликнул Франц, все еще отказываясь верить в ужасную правду. – Ты ведь мог мне рассказать? Почему молчал?
– Франциск, я ведь уже сказал: я и Филипп заключили договор с Кризалисом. Такие договоры сковывают язык, нарушать их может быть очень опасно… Ты это понял и сам.
– Филипп… – Франц всхлипнул и обхватил себя руками. – Фил…
Калике вздрогнул и вдруг посуровел.
– Франциск, послушай меня. Теперь никогда – я прошу тебя, слышишь? – никогда не произноси имя брата вслух! Любое воспоминание о нем должно быть стерто. Все позабудут о Филиппе Фармере. Его нет. И никогда не будет. А тот, кто был когда-то Филиппом, теперь нечеловек. Отныне и до последней звезды он – Мертвый Принц. Сердце самой Полуночи.
Так сказал Калике, строго сдвинув брови, и словно приковал Франца взглядом к кровати. Из глаз мальчика на одеяло закапали слезы, он уставился на свои коленки, покачал головой.
– Я не смогу… – прошептал он. – Не забуду… Я же теперь совсем один.
– Это так, мой мальчик, – тихо и понимающе отвечал Калике. – Ты один. Но ты знаешь правду.
– Значит, Богомол хотел мне все рассказать?
– Да… Но я знал, что ты не согласишься. Тогда ты не был готов к правде. Но сейчас ты можешь встретиться с ней лицом к лицу. И выстоишь. Ты стал совсем взрослым…
Губы Каликса разошлись в едва заметной улыбке. Внезапно он повернул голову к окну и прислушался.
– Мне пора, Франциск. Бьет Полночь.
– Постой… – Франц протянул руку. – А как же…
– Быть может, когда-нибудь. – Ветер кивнул, приподнимаясь. – Когда-нибудь я отвечу на другие твои вопросы. Если только ты сам не отыщешь ответы. Прощай, Франциск!
– Калике!
Монстр встал, – он едва умещался в комнате, даже склонив голову. Крылья простирались аж до напольных часов, а рога уперлись в потолок.
– Мне пора. – Ветер сверкнул глазами. – Но ты должен сохранить этот ключ, Франц, слышишь? Береги его! И тогда однажды… однажды ты откроешь Дверь снова. Когда пробьет час. А он – я чую сердцем – пробьет. Полночь позовет сына солнца. А сейчас – прощай!
Франциск моргнул и увидел, что в комнате никого нет.
Калике исчез.
Это был сон или явь?
Франц не знал.
Он выбрался из кровати и, шлепая босыми пятками по полу, подошел к окну. Далеко на берегу реки темнело колесо Мертвой Мельницы.
Над ней бежали облака и светили звезды.
Где-то по ту сторону стены, разделяющей мир живых и мертвых, точно так же бегут облака и льет свои лучи луна. Где-то там – за гранью мира – его брат.
«Однажды ты откроешь дверь вновь».
«Ты – мой брат, Франц. Мой брат – от первой минуты и до самого последнего вздоха. Ты будешь им всегда. Всегда, что бы ни случилось, что бы ни стряслось. Ты слышишь меня, Франциск? Слышишь?»
– Я не забуду тебя, – прошептал Франциск. – Даже если ты меня забыл. Слышишь?
Он не знал, достигнут ли его слова сердца близнеца.
Но хотел в это верить.
Они все лгали.
В душах каждого, кто встретился на пути Франца, росли Цветы Лжи.
Лгал Мудрец.
Лгал Калике.
Лгал Филипп.
И в конце концов, лгал он сам, Франциск. Не мог смириться с потерей младшего брата и верил в то, что он до сих пор рядом…
Но в Полуночи что-то произошло.
Печать за печатью разбивали его стеклянный дом. Сдирали ложную надежду с кожи. Обнажали правду, которой Франциск боялся столько лет…
И теперь кокон треснул.
Франц отбросил в сторону ненужную шелуху детских мечтаний. И, облаченный в новую кожу, вышел наружу. В незнакомый мир.
Он был один. Совершенно один.
Как и всегда.
Но сейчас реальность не пугала его.
В этом одиночестве, в правде, такой суровой и откровенной, он почувствовал твердую почву.
Это не кто-то другой, а он сам был тем, кто закутал себя в паутину лжи и затаился трусливой гусеницей в безопасных стенах. Но теперь он знает правду. И больше никогда не повернет назад.
«Волшебство, безусловно, существует. Но оно вовсе не обязано быть добрым».
Как и мир людей.
Нигде не будет в безопасности. Все на этой земле лгут. Книги сказок – особенно. Пора это признать.
Пора…
Стоя на сброшенных с себя нитях кокона – на руинах прежнего мира, – Франциск вдохнул полной грудью и расправил плечи.
Он больше не ребенок.
Он наконец-то стал взрослым.
