— Она мертва, — прошептала воительница, пребывая в нескрываемой панике.
Не медля, Князь устремился в покои напротив. Расстояние до ее спальни казалось бесконечным. С каждым шагом оно словно увеличивалось, не желая давать возможности Ваалу, как можно скорее увидеть Сашу своими глазами. Ворвавшись в спальню девчонки, Ваал увидел бездыханное тело Александры рядом с кроватью. Не требовалось слушать пульс, чтобы удостовериться в её гибели. Он не видел души. Её не было в замке, не было где-либо в Инфериатосе, как и в других мирах. Она действительно погибла.
ГЛАВА 25
Слова, слова, слова… Как много слов приходилось проговаривать при жизни, не зная их истинного значения. Сколько раз я рассуждала о любви, верности, честности и предательстве, вкладывая в эти понятия лишь то, что знала понаслышке. Облачая мысли в формы, навязанные обществом, книгами, телевидением, я не пропускала их через себя, игнорируя отсутствие личного опыта и знаний. Мне казалось, что благодаря мнению посторонних, я знаю обо всем вдоль и поперек, не задумываясь ни на секунду об индивидуальности восприятия мира каждым отдельным человеком. И в итоге, все мои слова оказались — мыльными пузырями. Блестящими, легкими, пустыми, не оставляющими после себя совершенно ничего. Да что я могла знать о любви, если не испытывала её никогда ранее? Вся та мишура, которая сопровождала мои отношения с Андрюхой, едва ли была хотя бы цветной. Долго и упорно я внушала себе, что это именно то самое чувство, пытаясь заполнить звенящую пустоту. Его измену я называла предательством, проливая слезы и проклиная, но внутри меня ничего не изменилось. По-прежнему оставалась мишура, только не такая блестящая и шуршащая, но именно ею были набиты отсеки, предназначенные для эмоций.
Оглядываясь назад, на присутствие Андрея в моей жизни, поняла, что он не стал роковым человеком в судьбе, не помог мне поменяться в лучшую или худшую сторону, он просто ослабил тормоза, позволяя мне катиться под гору. Все остальное было сознательным выбором. Мне доставляло ненормальное удовольствие заниматься самобичеванием из-за низкой самооценки и ее следствий. Причиной всех своих бед всегда была лишь я, и прекрасно осознавая этот факт, продолжала вести себя прежним образом, приумножая поводы для самопрезрения. Возможно, некоторые близкие и считали, что в этом не было моей вины, но я никогда не страдала наивностью, да и перекладывать вину на кого-то постороннего — это удел слабых. Поэтому каждое моё действие совершалось с целью растоптать остатки гордости и обрести новую возможность оплакивать свою бессмысленную жизнь.
Могла ли я подумать, что лишь после смерти смогу в полной мере прочувствовать, все то, что не выходило при жизни? Окунуться в каждое из самых сильных чувств с головой, пропитавшись ими насквозь? Такое не могло прийти в голову даже в самом диком бреду. Казалось бы, после всех испытаний, которые пришлось преодолеть в Инфериатосе и на земле с момента первой встречи с Хозяином, я долҗна была бы утвердиться в мысли, что мне не суждено познать глубины всех тех эмоций, о которых слагают стихи и песни, о которых снимают фильмы, во имя которых совершают безумства. Но именно здесь, рядом с Ним и из-за Него, я погружалась в раскаленный металл, тут же окружаемая ледяным воздухом. Мне приходилось гореть и превращаться в лед, словно какой-то сумасшедший ученый решил провести эксперимент, насколько еще меня хватит, прежде чем от прежнего разума, останется лишь краткое воспоминание.
Я не помню, как оказалась в своей комнате, очнувшись лишь у кровати. В полном оцепенении я смотрела на белоснежное покрывало и не решалась пошевелиться. Казалось, стоит сделать движение, как невидимая струна внутри меня лопнет, и я разлечусь на мелкие осколки. Обнаженная Рогнеда посреди спальни Хозяина застыла перед глазами, не желая исчезать. Её стройное тело запечатлелось в мельчайших подробностях. Я запомнила, как падала тень от двери на её бронзовое плечо, как выбившаяся прядь свисала на лоб, как в ложбинке между грудей блестели капли пота. Никогда прежде моё сердце не колотилось в груди так быстро и болезненно, как в тот злосчастный момент. Выстроенный мною карточный домик, который я стремилась поправить каждый раз после того, как осыпались его части из-за жестокости Ваала, в это мгновение рухнул, не оставив после себя ничего. Повинуясь инстинкту, поспешила убраться прочь. В то мгновение не существовало ничего кроме боли в груди, пронзающей насквозь, звенящего шума и ощущения того, что ты разлетаешься изнутри, словно от взрыва бомбы, медленно распространяющегося по телу, он сосредотачивается в голове с единственной целью, разорвать её. Все предыдущие события вечера, да и всей жизни в Инфериатосе в целом, стёрлись, потеряв всякую значимость. То немногое, за что я цеплялась здесь, разбилось в дребезги, оставляя на память лишь колючий порошок, постепенно развеваемый ветром.
Ноги подогнулись, не выдерживая напряжения, с которым я держала себя всё это время. Тяжесть случившегося обрушилась сверху, придавливая к кровати. Ρухнув на белоснежное полотно, почувствовала, будто утопаю в грязи, застилающей глаза и медленно окутывающей изнутри. Меня выпотрошили, оставляя лишь пропитанную чужой гнилью оболочку. Вдыхая когда-то успокаивающий запах лаванды на чистых подушках, теперь я ощущала, будто постель провоняла отходами. Моментально всё в помещении стало омерзительным, потеряв умиротворяющие свойства. Захотелось потерять способность чувствовать и обрести возможность исчезнуть из этого обиталища змей. Перед глазами появилась фраза, выведенная черными чернилами:
«Решив, что готова, загляни туда, куда ты прятала свои мечты».
Шкатулка, переполненная вырезками из журналов, записками от одноклассников, фотографиями и сувенирами, тут же всплыла в памяти. Перевернувшись на живот, опустила руку под кровать, нащупывая перекладины и просовывая пальцы между ними. Ρезко скатившись на пол, приподняла матрас, всё ещё не понимая, что рассчитывала там найти. Да и это ли место упоминалось в записке. Ближе к центру қровати между перекладинами белел клочок бумаги. Не медля ни секунды, схватила его, разворачивая. Развернув сложенную вдвое бумагу, увидела единственное слово: «съешь».
Недоумевая, повертела записку в руках, не увидев абсолютно ничего, к чему могло относиться это указание. Приподняла матрас, осматривая каркас, нагнувшись проверила пол, не найдя ничего. Помещение давило удушающей вонью и близостью к Нему, к источнику моего опустошения. Находиться с Ваалом под одной крышей больше не представлялось возможным. Я исчерпала все свои силы и разумные доводы, почему должна мириться с участью куклы, которую можно было ломать при желании, а затем, починив, откладывать в сторону до следующей игры. Сжала бумагу в кулак, формируя шарик, и, не сомневаясь ни секунды, положила в рот. Должно быть, после того как я избавлюсь от улик, появится что-то, способное решить мою проблему. Пережевывая записку, почувствовала едкий вкус. И чем больше я жевала, тем ярче становилась горечь, охватывающая язык и проникающая дальше по гортани. Сознание затуманивалось, не позволяя распознать, реальна ли пошатывающаяся комната или нет. Горечь стала нестерпимой, вызывая в желудке пронзительную резь, разбегающуюся по телу.
