— Да, родители всегда получают свою порцию любви, пусть и незаслуженно, — усмехнулась брюнетка, отпивая вино из бокала.
— По вам не скажешь, будто вас недолюбили в детстве, — окинула гостью взглядом, отмечая уверенную осанку, дерзкий взгляд и легкий налет высокомерия.
— Со мной все в порядке. Мои родители всегда уделяли мне достаточно много внимания. Порой, даже слишком, — тихо рассмеялась, чуть опустив взор. — Но я видела достаточно дерьма вокруг, чтобы осознавать, какой может быть жизнь, родись я в другой семье. Наркотики, алкоголь, проституция, карьеризм, эгоизм — все это стороны одной медали. У каждого, страдающего хотя бы одной из этих проблем, росли несчастные дети. И вырастали они практически всегда в таких же ублюдков, как и их родители.
— Наверняка есть исключения.
— Есть, — вздернула подбородок вверх, снова пронзив меня холодным взглядом. — Например, Диего.
— Диего? Неужели? — почувствовала, как сердце снова начинает ускорять свой бег лишь от одного звука его имени.
— Он самое яркое исключение.
— Заинтриговали, — поднесла к губам бокал с водой, смачивая пересохшее горло.
— Трудности лишь закалили его. Сделали сильным. Если бы не то детство, что у него было, то он бы не стремился стать умнее, сильнее, проворнее других.
Она произносила каждое слово о Диего с неким трепетом и гордостью.
— Вы давно знаете его?
— С детства. Я знала его еще тогда, когда он только начал зарабатывать себе имя.
В груди стало некомфортно. Ревность острой иголкой пронзила самое сердце. Эстер знала его настолько хорошо, насколько мне не суждено будет никогда.
— Вы любите его, не так ли?
Эстер замерла на мгновение, вступив в зрительную схватку со мной. После нескольких мгновений молчания с вызовом произнесла:
— Да. Разве можно его не любить?
Ее черты будто заострились, а взгляд из пытливого превратился в колкий, готовый атаковать при малейшей опасности, угрожающей ее возлюбленному. Мне больше не требовалось слов. Я видела, насколько велика ее любовь, в той же степени, насколько и несчастна. Несмотря на весь образ тигрицы, способной разорвать каждого, хотя бы посмотревшего на Диего не так, как он того заслуживает, внутри пряталась хрупкая девушка, желающая ласки и любви, мечтающая быть за ним, как за каменной стеной, а не оберегать его от нападок посторонних. Эстер прекрасно понимала, что Диего не нуждается в защите, но не могла мириться с тем, что кто-то дурно отзывается о нем, не выказывая должного уважения, и еще сильнее не терпела женщин, пытающихся отобрать у нее право быть единственной в его жизни.
Увидев враждебность Эстер, я уже не испытывала необходимости в доказательстве того, что она считала меня преградой к её счастью. От осознания этого внутри поднимались смешанные чувства. Мне становилось радостно за Диего, за наличие в его жизни подобной поддержки, некомфортно от того, что я должна буду причинить этой девушке боль, и печально за годы её неразделенной любви и пустых надежд. Но больше всего меня съедала злоба.
Какую бы ненависть я не испытывала к Диего, как бы не старалась избавиться от остатков чувств к нему, мне все равно было больно и неприятно видеть рядом с ним других женщин, и тем более, подобных Эстер: сильных, красивых, уверенных, имеющих за плечами годы близости с ним и знающих его так, как не дано больше никому другому. Как бы я не отрицала этого, но я ревновала. Ревность прогрызала ходы в моей душе, выпуская наружу желчь, находящуюся запечатанной там долгие годы. Я чувствовала, как грудь наполняется ядом, отравляющим голову и забивающим её страшными мыслями. Внезапно захотелось продемонстрировать этой высокомерной девице, кто именно имеет власть над Диего, и следом за кем он будет ползти на коленях по одному только зову. Чем сильнее брюнетка пыталась уничтожить меня взглядом, тем яростнее мне хотелось проучить её в ответ. В воздухе повисло напряжение, говорящее яснее любых слов об истинных эмоциях каждой.
— Он мой, — твердо произнесла Эстер, прерывая зрительную борьбу. — Никто не сможет ему дать столько, сколько дам я. И никто не сделает его по-настоящему счастливым.
Гордыня, завладевшая моим сознанием, подталкивала меня к действиям, к стремлению опровергнуть дерзкое заявление. Единственное, что меня удерживало — образ моей малышки с голубыми глазами. Я не могла променять её будущее на уродливую гордость. Подумав о Софи, устыдилась собственных мыслей, позволяя уйти всему ненужному и оставить в сердце лишь её светлый образ, спасающий меня от глупостей.
— Ему повезло с вами, — слегка улыбнулась, поставив бокал на стол и поднимаясь на ноги, стремясь скорее выйти из этой комнаты, пока не натворила глупостей. — Надеюсь, вы простите мою бестактность, но я должна вас покинуть. Приступ отнял слишком много сил, и мне нужно прилечь, пока дом не заполнился людьми.
— Обо мне можете не беспокоиться, — плечи девушки заметно расслабились. — Пожалуй, я последую вашему примеру.
— Если вам что-то потребуется, то обратитесь к Ричарду, управляющему особняком.
— Разумеется, — улыбнулась она.
— Тогда увидимся позже, — подарила Эстер самую дружелюбную улыбку и вышла из комнаты.
Сердце громко ухало в груди, заглушая звук каблуков, стучащих по мраморному полу. Я ускорила шаг, стремясь оказаться в желанном уединении, но дверь комнаты словно уплывала от меня. Добравшись до спальни, рухнула на кровать, зарываясь лицом в подушку. Хотелось спрятаться, убежать, перестать бороться с собой и просто жить, как все нормальные люди. Но я влезла в самый эпицентр событий, которые ни один человек не назвал бы нормальными. Из серых будней я словно открыла дверь в триллер про шпионов, которым не суждено вернуться живыми с задания. Но самой страшной в этом фильме оказалась битва с внутренними монстрами, пожирающими главного героя. Настало время приступить к активным действиям, а я все боялась сделать новый шаг вперед, зная, насколько сложно будет вернуться обратно. Время шло, и чем больше я тянула, тем сильнее возрастала вероятность, что я никогда не доведу начатое до конца. Подобного нельзя было допустить. Оставалось только собрать в кулак всю оставшуюся волю, вспомнить весь тот ад, через который он меня пропустил, и, подумав о будущем дочки, идти навстречу неизбежному.
Освежившись и сменив наряд, я спустилась вниз на звуки заполнившей весь особняк музыки. Гости прибывали, расползаясь по дому и саду, словно тля по листу салата. Смех, гул голосов, запах алкоголя и наркотиков, неизбежно сопровождающих подобные мероприятия, — все превратилось в одну сплошную раздражающую массу. Я понимала, зачем именно нужна эта массовка, но не могла дождаться момента, когда из дома исчезнет последний посторонний, оставляя нас в покое. А пока требовалось играть свою роль и играть так, чтобы никто и на мгновение не смог усомниться в ее достоверности.
Раздавая улыбки и приветствуя гостей, я пробиралась сквозь толпу, пытаясь отыскать Андреса. Предстояло отыграть свою партию и начать действовать грязно, пуская в ход любые уловки. Нет времени снова уговаривать себя и настраивать на исполнение долга. Стоит затянуть хотя бы на день, и мне не хватит смелости провернуть подобную операцию. Сейчас или никогда.
