— Марина, это детектив Андрес Рамирес. Он хотел бы задать вам пару вопросов.
Представленный коп, один из немногих, способный вытащить меня из затянувшего болота, оказался латиноамериканцем. Прошли те времена, когда я верила в подобные совпадения. С каждым его шагом ко мне, оставшаяся призрачная надежда на помощь стремительно таяла, превращаясь в пар. В тот момент я абсолютно четко поняла, что рассчитывать могу только на себя.
— Мисс Марина Асадова, — кивнул головой мужчина. — Сожалею о случившемся, — посмотрев в мою сторону, коп нахмурился, тут же опуская взгляд.
За сегодняшний день он оказался первым человеком, смутившимся рассматривать меня как исследуемый предмет. В этом незначительном, но в то же время настолько искреннем, порыве он показался гораздо более располагающим к себе, чем все заискивающие передо мной и пытающиеся поладить дамочки.
— Я понимаю, что возможно сейчас не самый подходящий момент, но для поимки того, кто совершил все это, — он снова посмотрел на меня, сдвинув брови сильнее, чем в первый раз, — с вами…, -сделал паузу, борясь с желанием снова отвести взгляд. — Мне просто необходимо задать несколько вопросов.
Я смотрела на этого высокого мужчину, пытаясь уловить скрытую угрозу. Внимательно вглядывалась в его лицо, прислушивалась к интуиции, кричащей до этого при виде каждого незнакомца: «прячься», но ничего кроме искреннего сочувствия и симпатии с его стороны не ощущалось. Даже доктор, опирающаяся на стену позади детектива Рамиреса, вызывала больше подозрений, чем этот латиноамериканский мужчина.
— Доктор Холл предупредила меня, что вы не заговаривали ни с кем из персонала с тех пор как пришли в себя. Но есть некоторые вопросы, требующие безотлагательных ответов. Вы можете просто кивать головой.
Рамирес молча ждал моего согласия. Доктор Холл замерла, наблюдая за происходящим, практически сливаясь со стеной и снова превращаясь в незаметную Тень.
— Наедине, — посмотрела в глаза детективу, произнося первое слово со времени моей смерти.
— Боюсь это невозможно, — отлепилась от стены Роуз, приближаясь к нам.
— Только наедине, — повторила своё условие, не сводя взгляда с почти черных глаз копа.
Несколько секунд Рамирес обдумывал мои слова, взвешивая все «за» и «против».
— Доктор Холл, я не задержу надолго вашу пациентку, — повернулся к девушке, смущенно улыбаясь.
— Ей сейчас нельзя нервничать. Только несколько вопросов. Не больше! — приблизилась к нему Роуз.
— Обещаю. Несколько вопросов.
Доктор Холл моментально покинула комнату, прикрывая за собой дверь. На этот раз её походка изменилась. Превратившись из мягкой, кошачьей, в твердую солдатскую поступь, выбивающую каблуками четкий ритм. Как только она покинула палату, я почувствовала облегчение. Мне не нравилась эта девушка, и требовалось узнать почему.
— Вы помните, что с вами произошло? — сразу же приступил к допросу детектив.
— Да, — воспоминания бурным потоком картинок пронеслись перед глазами. Я посмотрела на противоположную стену, выискивая тёмные пятна на белом.
— В вас стреляли?
— Да, — более развернуто отвечать на его вопросы я не видела необходимости.
— Вы знаете тех, кто в вас стрелял?
— Нет, — во рту пересохло. Я провела языком по губам, смачивая их.
— Вы уверены в этом?
— Да, — шумно сглотнула, вспоминая лица каждого из расстреливающих нас.
— Вам знаком Диего Альварадо?
Снова при звуке его имени сердце пустилось галопом, разрывая грудь от невыносимой муки. Сжала кулаки до боли, напоминая себе о всех пытках, устроенных им.
— Вам знаком Диего Альварадо? — повторил вопрос Рамирес.
— Да, — тихо ответила, борясь со слезами, начинающими жечь глаза.
— Он причастен к вашему расстрелу? — спросил детектив, чётко выделяя каждое слово.
Черное дуло, смотрящее прямо на меня, прощающееся громким выстрелом и пронзительной болью, Майкл, горящий как факел, вонючий гадюшник, в котором я танцевала…Каждое событие, связанное с Диего, оставило во мне нарывающие раны. Стоило лишь услышать его имя, и образовавшаяся на них корка прорвалась, выпуская наружу гной вперемешку с кровью. Я хотела, чтобы Ангел прошел через все возможные круги ада на земле, но, чтобы убедиться в справедливости его наказания, чистилище ему должна буду устроить я сама, упиваясь его муками так же, как он наслаждался моими.
— Нет, — подняла глаза к лицу детектива.
Рамиресу потребовалось некоторое время для принятия моего ответа. Казалось, он был уверен в обратном, а я обнулила всю известную для него систему.
— Что ж, хорошо…, - протянул он, записывая показания в блокнот.
— Как вы себя чувствуете? — прокашлялся детектив, меняя тему. — Надеюсь, последние события никак не отразятся на здоровье вашего ребенка…
Сердце перестало биться в груди, сжавшись в камень. Холод и паника быстро завладели телом. Опора ушла из-под меня, оставляя безвольно болтаться в воздухе. Комната завращалась бешеной каруселью, затягивая воронкой в самую бездну.
— Вам пора, детектив, — услышала голос Роуз, перед тем как погрузиться в беспамятство.
Глава 3
Дружба, какое ёмкое и в то же время пустое слово. Произношу его вновь и вновь, пробуя на вкус каждую букву, протягивая и распевая. Ничего. Бессмысленный набор букв. Как может слово, значение которого заключало в себе весь мир, обесцениться до нуля? Какой смысл быть другом того, для кого хочется стать целой вселенной? Выполнять функцию советчика, компаньона, мягкой удобной жилетки, зная, что это тот максимум, выше которого никогда не дотянуться. Если бы двадцать лет назад мне сказали о том, что дружба может стать проклятьем, я могла бы назвать говорившего ненормальным. Как стремительно меняются наши взгляды на жизнь и её аспекты. Достаточно было встретить Его, чтобы жизнь поменяла ориентиры.
Я всегда гордилась своим происхождением. С самого рождения несла национальную принадлежность с высоко поднятой головой. Несмотря на бедность нашего квартала, в душе я чувствовала себя гораздо богаче всех тех грингос, что тыкали своими деньгами нам в лицо. Они красовались на дорогих тачках и жили в огромных домах с бассейнами, размером больше нашего квартала. И, тем не менее, казались лишенными самого важного. Надежность и преданность — это то, о чем белые могут только мечтать. Но здесь, в мексиканском районе, несмотря на нищету, малообразованность и перестрелки, мы гораздо счастливее снобов, чей смысл жизни — пускать пыль в глаза.
Верить в величие своей нации, вопреки стереотипам, предрассудкам и чьим-либо доводам, — одновременно благословенье и проклятье. В первом случае, ты никогда не потеряешь веру в себя и свой народ. Во втором, твоя вера может ослепить, превратив в упрямца, не видящего слабых сторон. Я стала свидетелем множества примеров, когда окружающие люди действовали против своих интересов, руководствуясь слепой гордыней. В юности все мы с ног до головы напичканы принципами, твёрдо следуя им. Проходят годы, под гнетом всеобщего стремления к наживе, абсолютной безнравственности и жестокости от прежней бравады и упёртости остаётся лишь призрачная тень. Сложно жить в мире, где собственное благополучие дороже убеждений и веры. Так произошло и со мной. С годами я перестала быть настолько категоричной и начала принимать жизнь такой, какая она есть, не стремясь изменить мир.
