— Ты всегда будешь моей, — тихо проговорил он, оставляя теплый поцелуй у меня над скулой.
Глава 17
Длинные щупальца дыма уползали из-под ног танцовщиц и таяли над головами посетителей. Прожекторы, направленные на сцену, и тусклый неоновый свет в зале позволяли скрыться клиентам, нежелающим быть замеченными в подобном заведении. Примерные семьянины, влиятельные политики и бизнесмены в окружении голых девиц, наркотического и алкогольного дурмана снимали маски, демонстрируя истинные лица. Никто не хотел оказаться скомпрометированным в публичном доме, пусть и замаскированным под стриптиз клуб. Мне нравилось наблюдать за тем, как все эти чистенькие, выхоленные праведники, презирающие сброд, подобный моим амигос, и меня, демонстрировали свои сущности, погружаясь в пучину самых грязных и запретных фантазий. Никогда не перестану удивляться, насколько сильно люди меняются, стоит им понять, что их никто не видит и теперь не существует запретов. Двуличность заложена в природе человека. И пусть мне пустит пулю в лоб тот, кто никогда не притворялся кем-то иным, кому ни разу не приходилось подавлять свои истинные желания.
Плевать, что я грешник, которому ни за что не отмыться от крови, но я буду лучше стоять по эту сторону, не стесняясь своей природы, чем стану одним из лицемерных ничтожеств. Я никогда не пытался казаться лучше, чем есть. Всегда был собой, не притворяясь и не отрицая свою натуру. В нашем мире ты не должен нравиться кому-то, порой даже себе, направляя все усилия на то, чтобы вызывать страх и ужас. В моём же случае даже не пришлось стараться стать таким. Неважно, как меня называли за глаза, как и неважно то, что неистово ненавидели. Мне нравилось держать контроль и нравились методы, благодаря которым я его сохранял.
Я кайфовал от своей жизни и ее устройства. Но после того, как в нее ворвалась девчонка с глазами цвета моря, понял, насколько пуста моя душа. И сейчас, сидя в этом рассаднике порока и похоти, не мог думать ни о чем ином, кроме нее и последней нашей встречи. Вокруг крутились полуголые девицы, а я не замечал ничего, находясь мысленно на том гребаном берегу. Я не видел её всего сутки, а ломало так невыносимо сильно, что я с трудом мог сосредоточиться на чем-то дольше десяти секунд. И, чёрт возьми, мне до сих пор казалось, будто я чувствую запах её кожи и ощущаю тепло тела.
Ни разу расставания не давались мне настолько тяжело. Можно накинуть на шею удавку, и то дышать было бы легче, чем в эти невыносимо длинные сутки.
Там, в бухте, я чувствовал, что Котёнок так же, как и я, пыталась растянуть наше с ней время, чувствовал, что наконец-то она позволила себе быть со мной той самой девушкой, укравшей мой покой и рассудок. Впервые после её возвращения она смотрела на меня так же, как и год назад. Чёрт. От одного её взгляда у меня будто увеличивалась в размере грудная клетка от всех этих чертовых эмоций, и твердел член. Чика поработила мои чувства, превратив в эмоционального наркомана. Я зависел от неё. Черт бы её побрал! Было больно даже сделать вдох, находясь вдали от неё, и просто невыносимо дышать, зная, что она в этот момент с другим.
Представлял то, как чужие руки прикасаются к коже, которую я готов покрывать поцелуями на протяжении вечности, и в голове включался часовой механизм, отсчитывающий секунды до того момента, когда я смогу свернуть шею ублюдку Пересу. Я и раньше был готов отрубить каждый палец, а затем и каждую руку любому, посмевшему прикоснуться к моей женщине. А теперь, когда ситуация обернулась таким образом, что в любой момент она может ускользнуть от меня вновь и уже навсегда, то вынужден был копить в себе ярость и гнев, выплескивая злость в бизнесе. Только на душе не становилось легче. В груди нарастал ком, постепенно начавший напоминать бочку с порохом, тянувшую своей тяжестью вниз и готовую взорваться от любого неверного толчка, уничтожая все на своем пути.
А пока всё, что мне оставалось, — это ждать. Ждать — и вновь и вновь мысленно проигрывать моменты на пляже.
* * *
Я находился словно где-то в параллельной вселенной, обнимая Марину, лежащую в моих руках после того, как она растопила лёд между нами, показав истинные эмоции. Крепко сжимая её в объятиях, я не размыкал руки, опасаясь, что она может упорхнуть в любое мгновение, и всё, что было до этого момента, окажется лишь чертовым сном. У меня в груди творилось что-то, не поддающееся никакому описанию. Я был готов на любые подвиги ради нее, и неважно, насколько безумными они должны быть. Мне хотелось положить к ногами Котёнка целый мир, лишь бы она всегда вот так же мирно спала в моих руках, позволяла любить себя и никогда не покидала меня. И в то же время я знал, что это все временно. До конца не понимая мотивов того её рокового сообщения, я чувствовал, как наше время истекает, совсем как волны, которые неизбежно оставляли берег и возвращались в океан. Этот страх не позволял полностью отдаться счастью, нависая над нашими головами гильотиной, настроенной прекратить тихие мгновения спокойного блаженства.
Размеренное дыхание Марины успокаивало злых демонов, владеющих моей душой вдали от нее. Вдыхая её запах, слушая стук сердца, наконец-то пребывал в гармонии с окружающим миром. Словно не существовало ничего, кроме девушки на моей груди и меня. Хотелось верить, будто вселенная решила дать мне второй шанс, чтобы все исправить и никогда не отпускать её от себя. Мне больше не требовалось доказательств её чувств ко мне. Этот вечер, её прикосновения и то, как она на меня смотрела, говорили громче любых клятв. Я видел: Марина любит меня так же сильно, как и год назад. Как бы Котёнок не убеждала меня в обратном, сегодня я получил ответ на главный вопрос. Не оставалось сомнений, что её сердце принадлежало мне, как и она вся. И плевать на все, что осталось в прошлом. Я намерен заставить её забыть о каждом проклятом моменте, из-за которого она сбежала от меня и так отчаянно не желала впускать обратно в свою жизнь. И теперь, когда мы сдвинулись с мертвой точки, сделаю что угодно, но верну её, верну своё счастье.
Марина пошевелилась, пряча руки у меня на груди. Я и забыл о том, что вокруг нас была абсолютная ночь, и температура воздуха опустилась гораздо ниже, чем во время нашего приезда в бухту. Осторожно вытянул руку, схватив куртку, и накинул ей на спину, укрывая от ночной прохлады. В груди потеплело при мысли, что могу вот так всю жизнь заботиться о ней и защищать от всего и всех. И эта мысль совсем не показалась странной, скорее наоборот, она дарила надежду.
— Спасибо, — тихо проговорила Чика.
При звуке голоса Котёнка сердце споткнулось, застучав быстрее о грудную клетку. Она проснулась, и это могло означать, что наше расставание близко.
— Надо было сразу тебя укрыть, чтобы не прерывать сон.
— Тогда не было необходимости, — почувствовал, как она улыбнулась.
Подумав о том, что она намекает на то, как я выбивал из неё стоны чуть ранее этим вечером, ощутил, как член очнулся ото сна, пошевелившись.
— Если это единственный способ поддерживать тепло в твоём теле, тогда нам не следовало останавливаться, — улыбнулся в ответ, забыв о появившемся вновь напряжении.
