Ночь, как и ожидалось, прошла без происшествий. Я слышал, как какого-то беднягу подмяли под себя, слышал глухие удары, доносящиеся неподалеку от моей койки, но все это лишь показательные выступления для новичков, попавших в тюрягу по глупости, мало что знающих о жизни среди настоящих преступников.
Перед прогулкой меня вызвали на встречу с адвокатом. Я не мог дождаться разговора с Энтони и возможности услышать, наконец-то, новости о Марине. Всю ночь, ворочаясь на жесткой койке, думал лишь о ней. Пустые глаза, окровавленный рот, расползающееся на плече пятно крови и выстрел, оглушающий своей неожиданностью — всё это преследовало меня. До этого я не видел призраков и не чувствовал вины за содеянное, за исключением ада, устроенного для Котёнка. Но теперь эти воспоминания, словно напоминание о собственных грехах, витали рядом со мной, не оставляя ни на мгновение. Грудь, переполненная горечью и болью за мою девочку и нашу с ней историю, разрасталась, превращаясь в бездну, утягивающую частичку за частичкой мою душу. Меня будто выпивали через тоненькую соломинку, сначала лишь пригубив моей силы, а затем — полностью завладев ею. Я перестал понимать эту жизнь, отдавшись на растерзание чувств и потеряв бдительность, за что в итоге и поплатился. Но, даже осознавая это, думал лишь о ней, о том, что должен бороться ради неё. Только оказавшись рядом с Мариной, мог добраться до истины и вместе с ней мог справиться с чем угодно, перевернув мир вверх ногами. И даже если она никогда не будет прежней, я не отпущу её, борясь за каждую крупицу прежней девочки, сумевшей полюбить меня когда-то. Все остальное казалось настолько мелким, что совершенно меркло на фоне трагедии, случившейся с нашими жизнями. Я всё еще не мог поверить, что Эстер мертва по вине Котёнка, загнав эту мысль в дальний угол и отталкивая её от себя каждый раз, лишь стоило ей высунуть свой омерзительный нос.
Вошел в комнату, и мной овладело желание узнать только о ней, своей Чике, оставляя все остальные вопросы на потом. Тони сидел за столом, сцепив руки перед собой. Сосредоточенный и напряженный вид не сулил ничего хорошего. Оставалось лишь молиться, чтобы его обеспокоенность не была связана с состоянием Марины. Как только с запястий сняли наручники, и за приставом захлопнулась дверь, я посмотрел в глаза Пирсу, дожидаясь ответов.
— Ты еще в более глубоком дерьме, чем мы ожидали, — начал Тони.
— Мне плевать на мою ситуацию. Скажи мне, как она, — начал выходить из себя.
— Диего, — адвокат обессилено потер переносицу, — сейчас тебе стоит беспокоиться лишь о себе.
Посмотрев на меня, Пирс понял то, что самое время прислушаться к сказанному. Увидев взгляд, обещающий ему немедленную расплату за непослушание, он опустил глаза к столешнице, шумно выдыхая.
— Марина Асадова в больнице, — снова поднял взгляд. — Пуля не задела жизненно важных органов. Плечо быстро придёт в норму.
Казалось, в тот момент я даже задержал дыхание, стараясь не упустить ни малейшей детали рассказа. Даже звук её имени заставлял моё сердце биться быстрее. Почувствовав мимолетное облегчение из-за её физического состояния, снова ощутил тяжесть, не позволяющую уснуть прошлой ночью и свинцовым грузом осевшую в груди. Больше всего меня волновал её рассудок, и именно об этом Тони пока не сказал ни слова.
— Дальше, — не собирался ждать больше ни секунды.
— Она в состоянии шока. Прошлые сутки никто не мог заставить её говорить.
— Что изменилось? — стук в висках усиливался, а грудь сжалась от тревоги.
— Появился Перес.
Имя пуэрториканца вызвало противоречивые эмоции. Первой реакции оказалось нестерпимое желание свернуть шею ублюдку, вновь посмевшему приблизиться к моей женщине. Но затем здравый смысл взял вверх, и появилось облегчение от того, что в такую трудную минуту рядом с Котёнком находился кто-то, кому она была не безразлична. Но ревность, липкой паутиной опутывала меня изнутри. Снова с ней рядом был он, а не я, и именно у него на груди она будет лить слезы, а я не смогу сделать совершенно ничего для её успокоения.
— И? — шумно сглотнул, страшась услышать то, что могло мне не понравиться.
— Только увидев, его она заговорила. Она твердила что-то бессвязное, и тогда Перес потребовал оставить их наедине.
— Что именно она говорила?
— По словам персонала, — опустил взгляд к записям в бумагах, читая, — она твердила снова и снова, цитирую: «Он мой брат. Он всегда знал об этом. Софи — результат инцеста. Моя девочка ни в чем не виновата».
— Что? — от лица отхлынула кровь. Часть сказанного Мариной имела абсолютно четкое послание, смысл которого мне был ясен и которое я отказывался принимать за правду. Но другая половина действительно напоминала бред.
— А вот здесь тебе повезло, что твой адвокат именно я, а не какой-то жулик. Я заранее позаботился о подобного рода проблемах и заплатил кое-кому из медперсонала, чтобы держали ухо востро. И… — глубоко вдохнул, — у неё есть дочь, и, по всей вероятности, она твоя.
Последние слова Энтони звучали в голове, становясь всё громче, превращаясь в вой сирены: «Дочь… и, по всей вероятности, она твоя». Грудь сдавило тисками, и я не мог сделать ни вздоха. Мир остановился, покрываясь коркой льда и тут же рассыпаясь на тысячи осколков.
У меня была дочь.
Глава 23
Ощущение дежавю не покидало меня ни на мгновение. Больничные стены, люди в белых халатах, детективы, поджидающие удачного момента, и антидепрессанты, практически заменившие мне пищу. Я всё это уже видела. Только уверенности в том, что это — реальность, не осталось. Теряясь во времени, событиях, путая сны с явью, не понимала, где вымысел, а где настоящая жизнь. Да и нужна ли она мне, тоже не могла решить. Все перемешалось, вращаясь со скоростью света. Мне казалось, что меня закрутил смерч, и всё, что остается, это отдаться ему на милость и плевать, куда меня выбросит.
Сны под воздействием успокоительных демонстрировали мне размытые картинки с действующими лицами, которые не узнавала. Но было все же одно, увидев которое, хотелось зажмуриться и бежать, бежать так далеко, как только смогу. С пробуждением на меня накатывали воспоминания о случившемся, и всё окрашивалось кровью. Я не помнила, как убивала Эстер, и не помнила, что именно там произошло. Лишь её слова, брошенные мне в лицо перед тем, как я увидела её мертвое тело, навсегда засели в голове. И это то, что окончательно перевернуло мою жизнь с ног на голову. К своему ужасу, я до сих пор практически ничего не чувствовала из-за ее смерти, но правда, открывшаяся в тот день, сломала меня. Любить чудовище — это одно, но знать, что, помимо всего прочего, разделяешь с ним одну на двоих кровь…Меня выворачивало наизнанку от всей омерзительности ситуации. Тошнило от собственных эмоций, испытываемых, как выяснилось, к брату. Боль от осознания всего коварства Диего, вплоть до последствий, приведших к настоящему моменту, вряд ли можно описать хотя бы одним из известных людям языков. Стоило лишь подумать об этом, как из груди вырывался нечеловеческий крик. То, насколько всё оказалось спланировано и фальшиво, приводило в ужас. Но еще более кошмарными являлись абсолютные беспринципность и жестокость, составляющие сущность личности Ангела. Теперь даже в мыслях не получалось называть его иначе. И как я могла поверить, что в этом монстре живы какие-то человеческие эмоции?! Он знал лишь то, как уничтожать людей, и был готов ради этого на все. Его жестокость не знала границ.
