– Я…
И бежит к реке. Перепуганная Куга не отстает.
А там уже все в порядке. Грозный вытаскивает Тыкву из ледяной воды и кладет на камни. Лицо у спорки обычного цвета, а дыхание ровное. Он спит крепким, здоровым сном, и этот факт вызывает у Рыжего закономерный вопрос:
– Что, вашу мать, здесь происходит?
– Мы вовремя сбили температуру, – коротко отвечает Грозный. – Он будет жить.
– Будет жить? – возмущается Рыжий. – Да этот мулев спорки просто дрыхнет!
– И будет спать до утра, – подтверждает Грозный, и хмурится: – Где Свечка?
Привереда смотрит на Рыжего: он ведь убегал со стоянки последним, тот кивает на Кугу, и синеволосая лепечет:
– Я ее не видела.
– Я тоже, – подтверждает Привереда.
– Ядреная пришпа, – тянет Грозный, и на этот раз присказка звучит самым последним ругательством.
Он переносит Тыкву к костру, оглядывает стоянку и качает головой: девушки нет.
– Она спала вон там.
А теперь исчезла.
– Посвети!
Привереда подходит ближе, Грозный присаживается на корточки и внимательнейшим образом изучает землю, стараясь отыскать следы девушки.
– Может, она пошла в туалет, а потом испугалась? – глупо произносит Куга.
– Надо ей покричать, – предлагает Рыжий.
– Не надо. – Грозный отыскивает след и приказывает: – Мы с Привередой попробуем найти Свечку, а вы оставайтесь здесь.
Идти в темную рощу нахалке не хочется, но показывать Грозному слабину не хочется еще больше. А потому она послушно семенит за лысым, проклиная катастрофу, Пустоту, изобретателей цеппелей, изобретателей Пустоты и глупых мужиков, которым обязательно требуются спутницы. Она ругается и злится, потому что знает: ругань и злость не позволят ей впасть в панику. Она шагает за Грозным и освещает импровизированным факелом землю, когда лысый наклоняется к следам. Она держится, но у любой выдержки есть запас прочности:
– Может, все-таки позовем Свечку? – спрашивает Привереда, когда костер окончательно скрывается из виду.
– Не надо, – тихо отвечает Грозный. – Мы ее нашли.
А потом поворачивается, закрывая Привереде обзор, и странным голосом говорит:
– Не думаю, что тебе стоит на это смотреть.
Она понимает, что нужно послушаться, понимает, что Грозный прав, что Грозный видел куда больше и зря не скажет, но она слишком долго шла через эту проклятую рощу. Она свое отбоялась и не хочет скидок. Что бы там ни было, она это увидит.
– Отойди.
Грозный качает головой, но не спорит, делает шаг в сторону и становится рядом. Привереда чуть поднимает факел и закусывает губу, чтобы не закричать.
Потому что видит мертвую Свечку.
Белокурая полулежит на мягкой земле, не забыв, правда, постелить пальто. Рубашка и брюки расстегнуты, правая рука Свечки закрывает грудь, а ладонь левой покоится между ног. Голова откинута на камень, одна нога согнута в колене, и кажется, что девушка просто ласкает себя. Кажется, что сейчас она увидит спутников, блаженная улыбка превратится в гримасу, Свечка зальется стыдливой краской и… Нет, не зальется. Даже в мерцающем свете импровизированного факела видно, что девушка слишком бледна. Как мел. Как снег. И на ее теле поблескивают кристаллики льда.
– Добрые Праведники, – шепчет Привереда, наконец-то вспоминая, что когда-то ходила в церковь. – Да что же здесь происходит?
– «Огненная льдинка», – хрипло отвечает Грозный.
– Что?
– Знак Пустоты. – Он поднимает руку и коротким нервным движением трет лоб. А потом опускает ее, какое-то время бессмысленно поводит перед собой и в конце концов прячет в карман. Он расстроен.
– Какой пустоты? – Привереде кажется, что лысый сошел с ума. – Какой, твою мать, пустоты?
– Парный Знак, – продолжает Грозный. – Одного цепаря сжигает, другого замораживает. Очень редкий Знак. Полное дерьмо.
– Какой, твою мать, пустоты? – повторяет Привереда. Ее бьет крупная дрожь. – Мы на планете, Грозный, ты помнишь? Мы на планете!
– Все правильно: на планете, – соглашается мужчина. – А раз пришел Знак, значит, эта планета называется Ахадир.
Он поднимает голову, и тучи издевательски благодарят его за догадку: расходятся, открывая взору круглую, красноватую луну, которую неспешно облетает черный спутник.
* * *
– Как это ничего нет?! – завопил Осчик.
– Никого нет, – уточнил Баурда, но разъяренный Осчик проигнорировал слова следопыта.
Дан поднялся на мостик сразу, едва вернулся на цеппель, не умывшись и не переодевшись. Зеленая форма, лицо, руки – все вымазано в грязи, специально вымазано, чтобы сделать следопыта незаметным, но внешний вид Баурды вызвал у брезгливого Осчика отвращение, а первые же его слова привели в бешенство.
Вальдемар повернулся к Вандару и продолжил:
– Ты меня обманул, Жак? Ты представляешь, что тебя ждет?! Да я…
– Прекрати истерику!
– Не указывай! Ты их спугнул! Спорки заметили тебя и смылись!
– Нет.
– Компания не любит обманщиков!
– Хватит! – рявкнул Вандар. – Дослушаем доклад, тогда и решим, что делать!
Терпеть нападки галанита капитан не собирался. Должность у Вальдемара, конечно, весомая, но сейчас он в полной власти Вандара и должен следить за поведением, не покушаться на авторитет капитана. В конце концов, люди даже на обычной охоте, случается, гибнут, что уж говорить об опасной экспедиции на неисследованную, полную тайн планету? Тут можно сгинуть без следа.
– Я… погорячился. – Осчик умел слышать непроизнесенное, и по тону Вандара понял, что едва не перегнул палку. – Удивился.
– Мы все удивились, чтоб меня манявки облепили, – проворчал капитан, и вновь обратился к невозмутимому Баурде: – Продолжай.
– Мы поднялись на ту гору, которую ты описал…
– На кривую?
– Да, кособокую… С нее действительно открывается прекрасный вид на храмовый комплекс и, что важнее, на внутренний двор. – Следопыт помолчал. – На пустой внутренний двор, капитан. Мы никого не увидели, зато разглядели валяющиеся вещи.
– Какие? – хмуро спросил Осчик.
– Какая-то одежда, фляга, сумка.
– Лежали в одном месте?
– В разных. И не лежали, а валялись. Словно их обронили.
– Что дальше? – грубо спросил Вальдемар, всем своим видом показывая, что выводы разведчика его не интересуют – их он будет делать сам.
Баурда вопросительно покосился на капитана.
– Не забывай, что он галанит и шишка в Компании, – хрюкнул тот. – Потерпи.
