В главном коридоре никого. Никто не видит, как спускаются они по лестнице, подходят к каюте первого класса и вежливо стучат в дверь.
– Обслуживание, синьор. Соблаговолите прочитать меню.
– Что у тебя?
– Несколько чемоданов.
– Будешь открывать?
– Так ведь Грозный велел.
– Я пойду дальше.
– Ага.
Напряжение, с которым путники входили в переплетенные цеппели, постепенно спало. Шаг за шагом, взгляд за взглядом, поворот за поворотом… Трупы и кровавые пятна, что рисовались в воображении, не встречались. Опрокинутая мебель, разбросанные вещи – да, на каждом шагу, но при этом – никаких следов людей.
– Думаю, камбуз находится там.
– Пахнет?
– Поварской колпак валяется.
– Проверь.
– А ты?
– В пассажирском салоне много не найдешь, поищу грузовой отсек.
– Помнишь, о чем предупреждал Грозный?
– Да.
Как и ожидалось, за дверью обнаружился широкий, проходящий через весь цеппель коридор. Слева и справа располагались пассажирские салоны, а ближе к хвосту, за следующей дверью, прятались технические помещения, в том числе – грузовой отсек.
– Кажется, мне надо именно сюда…
Иллюминаторы в этой зоне не устанавливали, темень стояла, хоть глаз выколи, однако на капитанском мостике отыскался аварийный комплект, в который входили два электрических фонаря. Как долго продержатся алхимические батареи, никто не знал, и Грозный распорядился включать фонари лишь в крайних случаях.
– Та-ак, здесь у нас кладовая кухни. Замечательно.
Желтый луч обежал заставленные жестянками полки и сваленные в углу мешки. То ли с крупой, то ли с сахаром. Простолюдинов в полете не баловали: бутерброды с солониной и сыром, чай да каша – вот все, на что они могли рассчитывать. Команда, скорее всего, кормилась с этого же скудного стола, а если у кока и были в заначке деликатесы, то хранил он их не здесь.
– Ну и ладно. Солонина всяко лучше козлятины, а икру и паштеты поищем в соседнем цеппеле…
За следующей дверью – широкой, двойной – находилось багажное отделение. Экипажи больших цеппелей не утруждали себя возней с чемоданами и сумками: пассажиры сами тащили вещи в отделение, сдавали, получая соответствующую квитанцию, а по окончании рейса терпеливо ждали, когда раздающий багаж цепарь выкрикнет их имя.
– Здесь можно копаться целый день. – Фонарь осве тил кучи стянутых сетями баулов. – Без особой надежды найти что-нибудь действительно ценное.
Что можно отыскать в багаже простолюдинов? Штопаное белье? Дешевые костюмы? Фотографии в рамочке?
– Оставим на потом. Если не найдем чего получше.
Можно было уходить, однако багажное отделение не отпускало. Сетки, чемоданы, баулы… Запах! У всех багажных отделений похожий запах – кожаных чемоданов, одежды, пыли и пота, – именно он не давал уйти. Именно он долбил в голову, вызывая в памяти…
– Их было шесть!
– Шесть клеток? – переспросил суперкарго.
– Совершенно верно.
– Они точно безопасны?
– Они железные.
Цепарь недовольно посопел, однако затевать скандал не стал – слишком уж хорошо ему заплатили, можно и потерпеть. Он вытер пот – в багажном отделении было довольно жарко – и уточнил:
– Я говорил не о клетках, а о животных.
И услышал спокойный ответ:
– Как видите, мои питомцы смирные. Даже не рычат.
– Это сейчас они смирные, а в полете…
– В полете они останутся такими же, даю слово.
– Что мне ваше слово?
– Именно поэтому вы взяли мое золото – чтобы не полагаться только на слово.
Взял, и много, очень много взял, потому что грузились клетки в последнюю очередь, а в сопроводительных документах их обитатели значились царваганскими сварлами – зверями крайне редкими, в Герметиконе практически невиданными. Бумаги были выправлены по всем правилам: сварлы предназначены для частного зоосада, контракт с охотниками полностью оплачен, нотариально заверенная купчая прилагается, таможенники свою печать поставили, но… Но суперкарго давно ходил по Герметикону и чуял, что дело нечисто: если все в порядке, к чему таинственность? Зачем тянуть с погрузкой до последнего, да еще и деньги лишние платить? Суперкарго чуял, однако тридцать цехинов – это тридцать цехинов, такая куча золота способна притупить любые сомнения.
– Мне проблемы не нужны.
Цепарь бросил очередной взгляд на угрожающие когти зверюг и услышал ровный ответ:
– У вас их не будет.
– Самый настоящий мусор! – Привереда брезгливо оглядела сваленную в кучу одежду.
– Теплая, чистая, достаточно легкая, а главное – подходящего размера. – Куга всем своим видом показывала, что не хочет ссориться. – Грозный прав: нам нужна другая одежда.
– Я не хочу выглядеть пугалом.
– Твой выпендрежный костюмчик дорожный, а не походный.
Нагрубить в ответ? Выдать едкое замечание? А смысл? Сейчас это совсем некстати. Опять же – нет публики, способной по достоинству оценить ее остроумие.
– Знаю. – Привереда стала медленно стягивать жакет.
Переодеваться в присутствии Куги ей не хотелось, однако выбора не было: именно синеволосая обнаружила на «Стреле» роскошные апартаменты, в которых явно путешествовала женщина, притащила туда кучу одежды из багажа и соседних кают, после чего пригласила Привереду в импровизированный салон.
– По-моему, неплохо, – протянула Куга, вертясь перед ростовым зеркалом в одной лишь кружевной нижней рубашке. – Смотрится прекрасно.
– Я бы не стала надевать чужое белье.
– И долго ты собираешься ходить в своем?
И опять – в точку. Привереда вздохнула, покопалась в тряпках: трусики, лифчики, рубашки – чужое, чужое, чужое! – и поморщилась:
– Думаешь, оно чистое?
– А зачем класть в чемодан грязное? – удивилась Куга. – Везти на другую планету в стирку? – И провела рукой по тончайшему шелку: – Я ее оставлю.
– Она тебе велика, – злорадно произнесла Привереда, глядя на худенькую соперницу.
– А мужчинам нравится, – невозмутимо ответила та.
Крыть Привереде было нечем. Превозмогая себя, девушка извлекла из груды белья приблизительно подходящий по размеру лифчик и вновь задумалась. Для следующего шага – снять свой и надеть чужой – ей требовалось собраться с духом. Куга же, успевшая отобрать себе несколько трусиков и рубашек, правильно поняла сомнения спутницы:
