«О боже, открывай скорее».
Несколько минут спустя телефон снова зажужжал. Далия прислала фотографию письма о зачислении в университет.
«ПОЗДРАВЛЯЮ!»
«Я в экстазе. Обязательно скажи, когда получишь свое».
– Мам! – крикнула Лидия. – Сегодня еще не приносили почту?
– Флажок опущен.
Лидия сбежала вниз по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки зараз, и выскочила на улицу босиком. Промчавшись по ледяной дорожке, распахнула дверцу почтового ящика. Стопка писем. Она так резко просунула руку в ящик, чтобы достать их, что порезалась о край бумаги.
Реклама. Реклама. Письмо для мамы. Еще для мамы. Для папы. Реклама. Реклама. Нью-Йоркский университет.
Буквально последнее письмо в пачке. Она закрыла глаза, задержала дыхание и разорвала конверт. С трудом заставила себя прочитать. Но все-таки прочитала.
Лидия,
Вас приветствует Приемная комиссия Нью-Йоркского университета.
Прежде всего и главным образом – сообщаем вам о вашем зачислении в Нью-Йоркский университет. Мы рады поздравить вас с этим достижением!
Она перестала читать, завизжала, подпрыгнула. Еще раз подпрыгнула и закричала. Мама прибежала на крик, узнать, что случилось. Лидия показала ей письмо. Мама тоже стала прыгать и кричать. Потом с заднего двора прибежал папа, который укладывал только что купленные дрова. Они запрыгали и закричали все вместе.
27
Дилл
– Все в порядке, мистер Макгоуэн? Я разгрузил поддон с макаронами, разложил их на полке и вытер пыль с овощей и фруктов.
Мистер Макгоуэн повел ручкой вниз по списку, что-то бормоча себе под нос.
– Мне все нравится, Дилл. Ты рано закончил, но я отмечу тебя как обычно. Отличная работа.
– Спасибо. Увидимся завтра вечером.
– Слушай, Дилл, ты и впрямь очень быстро справляешься. Все еще собираешься выйти на полную смену после окончания школы?
– Да, сэр. Чем больше часов, тем лучше.
– Чудесно. Скажу боссу. Он будет рад это слышать.
Дилл снял свой зеленый фартук, надел куртку и вышел на улицу. Погода позволяла пройтись не спеша. Стоял один из тех февральских вечеров, когда, несмотря на холод, ощущалось легкое дыхание тепла.
– Вас подвезти до дома, мистер? – Лидия сидела на бампере своего «приуса». Ее голос напугал его. Не только потому, что он не ожидал его услышать, но и потому (и на этот счет он мог сильно ошибаться), что в нем сквозило кокетство, которое после конкурса талантов он замечал все чаще. Дилл решил, что Лидию впечатлила его храбрость. Надеяться на нечто большее было бы уже чересчур.
– Что ты здесь делаешь? Я думал, ты блогом занята.
– Не сегодня. Собственно, потому я и здесь. Можем поговорить? – Должно быть, она заметила тень беспокойства, промелькнувшую у Дилла на лице. – У меня хорошие новости вроде как.
– Да, конечно.
– Круто. Запрыгивай. Поедем в Good News. Название подходящее. Я угощаю.
По дороге в кофейню они в основном молчали.
– Можешь хоть намекнуть? – спросил Дилл.
– Дай мне сделать торжественное объявление.
– Тебя приняли в какой-то вуз. Нью-Йоркский университет?
– Пожалуйста, дай мне нормально рассказать.
Они приехали в кофейню, взяли напитки с христианскими названиями и сели за столик.
– Итак, – сказал Дилл. – Делай свое объявление.
– Я сегодня получила письмо о зачислении в Нью-Йоркский университет.
Острая боль в груди. Разряд в сердце. Шок распространялся по телу, проникая в живот, словно капельки крови, растворяющиеся в воде.
* * *
Дилл чувствует себя так же, как и тогда, когда на конкурсе талантов назвали его имя. Его ум словно цепенеет, и мыслями он не здесь. Сейчас он на территории какого-то университета, возможно, Нью-Йоркского. Он не знает точно, потому что ему неизвестно, как выглядит Нью-Йоркский университет. Вот Лидия сидит на лавочке с каким-то парнем. Он привлекателен и хорошо одет (вероятно, не без ее помощи), с легкой небрежностью, даже неряшливостью, которая говорит о денежном достатке. Они разговаривают, смеются. Вокруг них опадают осенние листья.
А вот Лидия сидит в кофейне с этим парнем. Рядом с ними громоздятся книги – точно так же, как их будущие возможности.
Вот этот парень сидит в машине вместе с доктором Бланкеншипом, и они разговаривают и смеются. И вот он сидит за столом в доме Бланкеншипов, рядом с Лидией, напротив ее родителей.
А Дилл – в своем зеленом фартуке из магазина Floyd's – стоит на холоде и смотрит на них через окно. Он видит свое отражение в стекле. Вид у него измученный и истощенный. И это совершенно логично, хоть и безумно больно: почему там, с Лидией, сидит этот парень, а не он?
* * *
Дилл силился улыбнуться.
– Поздравляю, – тихо произнес он. – Я… я знал, что ты поступишь. Никогда в этом не сомневался.
Если бы я только мог в этом усомниться. Если бы я мог хоть на секунду представить, что будет иначе.
– Спасибо – за твою веру в меня и за дружбу.
– Итак, ты едешь?
– Да, еду, – осторожно сказала Лидия. Должно быть, уловила в его голосе проблеск надежды.
Она поднялась, обошла вокруг стола и обняла его. Задержалась ненадолго, провела пальцами по его волосам на затылке. В последнее время она находила все больше поводов его обнять.
– К чему это? – спросил Дилл.
– Потому что у тебя было такое лицо, будто твое сердце наступило на «лего».
Дилл уставился на свой горячий шоколад «Осанна».
– Я рад за тебя. Ты не была бы счастлива здесь, а я не хочу, чтобы ты была несчастна.
– Знаю.
– Пожалуйста, не забывай обо мне.
– Никогда. Ты – мой лучший друг.
– Ты рассказала Трэвису?
– Еще нет. Он сегодня продает дрова для растопки. Ты знал, что он этим занимается?
– Ага. И это не единственное, о чем мы тебе не рассказали.
Они сидели, медленно попивая свои напитки. С улицы послышался вой сирен. Повернувшись, они посмотрели в окно и увидели, как мимо пронеслась машина скорой помощи, а за ней – два полицейских автомобиля.
– Ну, у меня тоже, похоже, есть хорошие новости. Некий план на будущее, – сказал Дилл.
Лидия подняла брови.
– О, да? Расскажи.
– Мы с Трэвом после окончания школы собираемся вместе снимать жилье. Мы ждем не дождемся! Он будет писать свои рассказы, а я – песни. И наших ущербных папаш мы на порог не пустим.
