Прихожане выстроились на берегу и поют «Amazing Grace». Дилл, пошатываясь, заходит в реку. Его ступни вязнут в илистом дне. Он идет к тому месту, где, улыбаясь, стоит его отец. Река извивается вокруг его икр, коленей, бедер, талии. Она кажется живой, как змея.
Отец берет его за руку и, придерживая, погружает с головой в грязную воду реки, а потом быстро вытягивает вверх. Дилл отирает воду с лица. Звуки аплодисментов с берега становятся громче по мере того, как вода вытекает у него из ушей. Отец обнимает его. Дилл выходит из реки, распевая песню «What a Friend We Have in Jesus» своим высоким, чистым голосом.
Он чувствует себя очищенным, словно течение унесло все его заботы и тревоги.
* * *
И теперь, глядя вниз, он снова желал испытать это чувство. Дилл гадал, сможет ли скользящая под ним мутная вода унести все его тяготы. Затем вспомнил другой раз, когда чувствовал себя таким же свободным и чистым: он стоит на сцене во время конкурса талантов и смотрит Лидии в глаза.
Он наблюдал, как садится солнце и небо окрашивается в гамму синих оттенков, до первой появившейся на нем звезды.
Потом встал и, собрав все свое мужество, решил покончить с этой жизнью и попытать удачи в следующей.
36
Лидия
Стук в дверь стал еще настойчивее.
– Сейчас, – крикнула Лидия, – секунду!
Снова стук.
– Да успокойтесь же вы там, господи!
Она подошла к двери и открыла. Ее пульс участился.
– Все в порядке? – спросила она.
На пороге стоял Дилл. Слезы текли по его лицу.
– Я пришел потому, что дал тебе обещание. Я должен уехать отсюда и поступить в вуз, иначе я умру. Я не справлюсь без твоей помощи.
Она буквально упала ему в руки, обняла его как никогда крепко, едва не сломав свои очки о его скулу, и расплакалась от радости, намочив слезами его шею.
– Милая, все хорошо? – К двери подошел доктор Бланкеншип. – Дилл!
Лидия выпустила Дилла из объятий и набрала в грудь воздуха, обмахиваясь ладонью и пытаясь взять себя в руки.
– Да, пап. Похоже, мы засядем на всю ночь. Дилл собрался в вуз, а так как он довольно поздно принял решение, нам нужно поторопиться.
– Вам пригодится кофе, хороший и много, – сказал доктор Бланкеншип, направляясь в кухню.
– И пицца из Pizza Garden с беконом и сливочным сыром и халапеньо. Немедленно!
– Ты же ненавидишь Pizza Garden.
– Нет, я просто ее не люблю. Это разные вещи.
– А как же мама Дилла? Она, вероятно, не очень одобрительно относится к ночевкам у девочек дома, – спросил доктор Бланкеншип.
– Именно, – подтвердил Дилл.
– И про вуз мы ей сказать не можем, – добавила Лидия. – Нам нужна убедительная ложь.
– Вынужден довести до вашего сведения, что ложь я не поддерживаю, – сказал доктор Бланкеншип.
– Вынуждена довести до твоего сведения, что никого это не волнует, и давай уже скорее заказывать пиццу, – парировала Лидия.
– Твоя взяла.
– Итак, ложь, – продолжила Лидия. – Тебе нездоровится, и ты переночуешь у нас на диване.
– Как бы не так, – сказал Дилл. – Все должно быть предельно библейским… я читаю вам вслух Новый Завет и проповедую об Иисусе, на вас всех снизошел Святой Дух, и вы требуете, чтобы я почитал еще.
– Она купится на это? – спросила Лидия восхищенно.
– Желание во что-то верить – очень сильная штука, – улыбнулся Дилл, улыбнулся искренне первый раз за много недель, впервые с тех пор как…
Они написали маме Дилла. Она осталась довольна: помимо религиозной составляющей ее, вероятно, обрадовало то, что Дилл снова чем-то воодушевлен.
Они расположились у Лидии в комнате. Принтер перегрелся, так как они не переставая распечатывали заявления: о поступлении в вуз, о кредите на обучение и финансовой помощи. Дилл, к счастью и к несчастью, владел всей актуальной информацией о финансовом состоянии семьи, включая номер социальной страховки своей матери.
– Пап! – позвала Лидия в какой-то момент.
– Да, милая?
– Начни писать рекомендательное письмо для Дилла.
– Иду.
Они трудились всю ночь. Быстро решили, что Дилл подаст заявления в Государственный университет Мидл Теннесси, Университет Теннесси в Ноксвилле и Университет штата Теннесси в Чаттануге. Мидл Теннесси был предпочтительным вариантом для Дилла из-за программ по звукозаписи и интуитивного чувства Лидии, что там Диллу может повезти. Она погуглила про этот университет и выяснила, что семьдесят процентов учащихся в Мидл Теннесси были студентами вуза в первом поколении.
К рассвету Дилл был готов подавать все документы, включая вступительное эссе и заявление на получение финансовой помощи. Они с Лидией, изможденные, молча лежали на ее кровати и смотрели в потолок, как марафонцы, только что пересекшие финишную черту.
– Дилл! – Длинная пауза. – Могу я тебя спросить?
Снова затянувшаяся пауза.
– Да.
– Насколько ты был… близок к краю?
Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, а потом выдохнул.
– Очень близок.
– Что тебя остановило?
– Я вспомнил о своем обещании… и еще о конкурсе талантов.
Лидия повернулась к нему, легла на правый бок и коснулась его щеки ладонью.
– Спасибо, что выполнил обещание. Без тебя в этом мире мое сердце было бы разбито.
Он положил ладонь на ее руку и так ненадолго замер, потом начал медленно гладить ее руку, проводя пальцами по ее пальцам.
37
Дилл
Ему показалось, что он слышит биение ее сердца. Или это было его собственное сердце, стучавшее у него в ушах. Ты все еще боишься? Даже сейчас? После того, что пережил? Лидия не отрывала ладонь от его лица. Он медленно пропустил свои пальцы между ее, длинными и изящными, так, как мечтал сделать очень давно. Стук сердца в ушах стал еще громче.
38
Лидия
Все ее тело разгорячилось, расплавилось, вспыхнуло от смущения, когда огрубелые от гитары кончики пальцев Дилла касались промежутков между ее пальцами. Она расставила их, чтобы он мог пропустить свои пальцы между ее пальцами. Что бы это ни было, мне оно нравится. Как бы безрассудно, как бы неблагоразумно это ни было, мне все равно. Я лучше потеряю его как друга, чем потеряю совсем. Это был самый связный перевод ее бессвязных мыслей. Безумное исступление, которое она испытывала, могло быть от недостатка сна вкупе с большим количеством выпитого кофе. Хотя она так не считала. Она и прежде недосыпала и злоупотребляла кофеином, но от этого ей не хотелось, чтобы руки ее лучшего друга касались ее везде – так, как сейчас прикасались к ее ладони.
