– Хочу этого, – шепотом ответила она.
Филипп неверяще посмотрел на нее, но девушка сама потянулась за очередным поцелуем. Больше его ничто не сдерживало. Новые, еще более жаркие поцелуи, прикосновения. Эми не ограничивалась одними пальцами, касаясь его кожи губами. И мужчина окончательно сдался.
– Если будет очень больно, скажи, – шепнул он ей, накрывая ее своим телом.
Девушка чувствовала, как он касается ее там, где все горит, сначала пальцы осторожно проникают внутрь, потом исчезают, а ее заполняет что-то большее. Резкий толчок, ее вскрик. Мужчина замер, давая ей привыкнуть, потом начинает медленно двигаться. Эми сжала его плечи, но неприятные ощущения постепенно отступили. Постепенно девушка расслабилась, отдаваясь новому пожару, охватывавшему ее тело, сгорая в нем. Движения мужчины все ускорялись, подводя к очередной вспышке, и Эмилия уже не могла сдержать стонов. А ее тихий вскрик Филипп заглушил поцелуем.
– Кажется, тебе придется узнать, какими травами пользовались фаворитки твоего отца, – через какое-то время произнес мужчина, после чего поцеловал обнаженное плечо.
Завернутая в простыню девушка лишь приподняла голову и посмотрела на мужчину. Филипп притянул ее к себе.
– Поговорю с лекарем, – прошептала она, сдаваясь.
– И даже не думай, я никому тебя не отдам, – пообещал он. – Отдыхай, сокровище мое, завтра у нас будет сложный день.
Где-то за пределами Дельменгорста.
Север.
Караван медленно преодолел последние препятствия в нелегком пути через горы и спустился в долину. Погонщик присвистнул. На месте захолустной деревушке в два десятка домиков обнаружилась приграничная крепость. Новый частокол и земляной вал не представляли совсем уж непреодолимого препятствия для настоящей армии, но с первого взгляда было ясно – это временная мера. С началом весны на этом месте будут возводить полноценный приграничный форт. Тем силам, которые сумеют преодолеть горы, придется несладко.
– Поздновато вы, – осмотрел караван подошедший староста.
– Да и сами не рады, – вздохнул торговец. – Насилу перевалы миновали. Спасибо, гарнизон в башнях помог. Так бы половина людей да мулов осталась волкам замой на поживу.
– Дальше не лучше, – покачал головой староста. – До Фаргинса по грязи идти будете. Хорошо бы подморозило. А то, сколько живу, а таких дождей не упомню. То снег ляжет, то опять дожди зарядят.
Между тем из леса показалась странная процессия. Люди тянули повозку, отдаленно напоминающую сани. Несколько человек шло по бокам, следя за грузом, подталкивая воз или подсовывая под него широкие деревянные брусья в наиболее непроходимых местах.
– А это что такое? – удивился торговец.
– Это, – староста пожал плечами, – с каменоломен губернаторских камень возят.
– Неужто, совсем вам тут жизни не стало? Ране только налоги, а теперь еще это.
– Что б ты понимал, – замахал на него руками староста. – Нам за эту работу мало того, что платят, так еще каждый десятый камень на деревню идет. Поначалу камни на лошадях возили, а по такой дороге люди им в помощь впряглись. Марки, пусть и медные, лишними никогда не будут, а тут ажно серебром платят.
Торговец только покачал головой. Чудны дела Созидательницы. Не его ума это дело, так и нечего в него лезть. И он перешел к обсуждению более привычных вопросов – что готовы купить, а что продать жители деревни.
Но куда больший интерес как изменения в деревне, так и заготовка материалов вызвала у сидевшего на первой подводе молодого погонщика. Юноша внимательно всматривался в окружавшие деревню стены, в сложенный у ворот камень, который, надо полагать, вечером заносят внутрь, в размытую дорогу. Если бы кто-то заметил выражение его лица, то вместе с отчаяньем увидел там дикую ненависть.
Морское побережье.
Парочка незадачливых рыбаков с тоской смотрела на море через забранное мелкой металлической сеткой оконце. Один сжимал в руках чашку с горячим чаем, другой нервно постукивал пальцами по столу.
– Неужто, так плохо у вас, что в такую погоду в море потянуло, – вздохнул смотритель маяка, когда очередная волна, разбившись о сетку, окатила окно соленой водой. На сетке повисла водоросль, но, местные жители прекрасно это знали, уже следующей волной ее унесет обратно в море.
– Не сказать, что плохо, – первый мужчина отвернулся от окна. – Да только не ждали мы такого шторма. Ветер, и впрямь, сильным был. Но чтоб в миг до такого разыгрался – и думать не думали.
Второй отхлебнул из своей чашки, после чего отвернулся от окна на море и перевел взгляд на другое, уже не защищенное сетью.
– Да, непогода знатная, – вздохнул он. – И как домой возвращаться. Лодка в щепы, сами только чудом уцелели.
– Домой-то вернуться не такая проблема, – возразил ему первый. – Вот утихнет ветер, разживемся лошадками и отправимся верхами.
– Лошадками-то разжиться можно, коли у вас где золотой-другой припрятаны. Да только что на лошадках, что без них, до границы вы долгонько добираться будете. Дороги развезло. Разве что те, кои королева с лета к ремонту определила, худо-бедно проезжие, и то сами дороги проезжие, а на ночлег сойдешь с них и по колено в грязи утонешь. И везде так, что на север пробираться, что на запад, что на восток. Поставишь ногу в сапоге, а вытащишь без. И не найдешь, где сапог сгинул. Токмо на юг и можно было отправиться, пока шторм не начался. Едва урожай собрать успели, не уплыл. Да вот плавник и водоросли некоторые море подбрасывает, а то и рыбину выкинет. Не забывает нас, подкармливает.
– Вот беда-то, – первый тоскливо бросил взгляд за второй окно, где был все тот же дождь, только без волн. – И как же нам теперь-то. Зимовать тут? Так семьи ж дома остались.
– Ну, коли семьи, – задумался смотритель. – Дам я вам лодку. Долго шторм не продлиться. Дня два, самое большее – три. А там пусть на малом парусе, но домой доберетесь, глядишь, может, помяните меня добрым словом перед Созидательницей.
–Ну, коли так, – вздохнул второй, – можно не только добрым словом.
Сунув руку за пазуху, он вытащил цепь с висевшими на ней монетами, преимущественно серебром, как это принято у моряков. Расстегнув замок, снял цепь, стряхнул с нее серебро, добираясь до золотой. Потом собрал мелочь обратно, а золото протянул смотрителю.
– Прими, мил человек. За приют да лодку. Да не говори потом, что в Астизире благодарных людей не осталось.
– И я благодарствую, – маячник повертел монету в руках, попробовал на зуб, после чего спрятал в кошель на поясе.
Только через неделю шторм утих настолько, чтобы рыбаки могли без риска покинуть старого смотрителя маяка и отправиться домой. И всю неделю лили проливные дожди, а море выбрасывало на берег вырванные где-то с корнем стволы деревьев.
Граница Вастилианы и Дельменгорста.
