Don’t look so sad. I know it’s over.
But life goes on and this old world will keep on turning.
Let’s just be glad we had some time to spend together,
There’s no need to watch the bridges that we’re burning
[15].
3 декабря (позже)
Прошли первые сутки без сна. Тяжело. Не уверен, что вытерплю семьдесят два часа.
Нужно всё записывать в дневник, фиксировать каждую ступеньку, по которой я спускаюсь на дно бессонницы.
До сих пор не понимаю, как справился с пургой. Стоило выйти из тёплого отеля, как ветер усилился. Я затерялся в его порывах. Достал из рюкзака запасную футболку, намотал её на шею, набросил и затянул капюшон, но шея всё равно онемела. Мне никогда не было так холодно. Снег забивался в кроссовки, и он не таял, приходилось выгребать его одеревеневшими пальцами. Смотреть вперёд не удавалось – снежный песок царапал глаза, они слезились и, казалось, покрывались льдом.
Быстрый шаг не согревал. Я дышал в кулаки, тёр резиновые чужие щёки.
Пробовал бежать, но выдохся, наглотался стеклянной крошки – она в кровь выскоблила горло. Пришлось остановиться, успокаивать дыхание, и мне стало ещё холоднее.
Достал сигарету, вставил её в слипшиеся твёрдые губы, пытался прикурить, но не мог совладать с большим пальцем – он соскальзывал с колёсика зажигалки, не гнулся. Я нависал над зажигалкой, прятал её под собой, но это не помогало. Кажется, провозился не меньше десяти минут. Сдался. Выбросил сигарету и опять зашагал вперёд.
Нужно было постоянно смотреть под ноги. Боялся, что сойду с дороги. Иногда я всё же сходил с асфальта, но сразу узнавал об этом, потому что на обочине по колено проваливался в сугроб. Возвращался на дорогу и шёл дальше.
Голову стянули ледяные скобы. Неисчерпаемый, неодолимый холод. Разве этот путь мог быть иным? Дрожали руки, живот, ноги, дрожало всё тело. Стоило приоткрыть рот, и начинала дрожать челюсть. Ноздри слипались.
Зачарованно смотрел на указатель: «Восемь миль до Вестби». Ни одной машины. Восемь миль…
Я знал, что, остановившись отдохнуть, уже никогда не дойду до этого городка. Заставлял себя идти дальше. Повторял себе, что дорога к свободе должна быть именно такой. Это был очищающий холод подлинного одиночества.
«Где здесь пропасть для свободных людей?»
В заледеневшей голове метались пустые мысли. Обрывки цитат, песен, разговоров. Они сопротивлялись. Просили одуматься, но я знал, что скорее лягу здесь, на обочине, в сугроб, чем поверну назад. Я впервые сам сделал выбор и не мог от него отказаться, даже если он вёл в самую глубь пурги.
«Ты увидишь машины, многолюдные города, пустые троны, бесплодные ложа, обманные писания, людей, обольщаемых ложной надеждой и мучимых истинной скорбью, поклоняющихся творенью своих рук, но отрезанных от матери своей, Земли, и отца своего, Неба».
– Прочь! Прочь!
Кажется, я кричал в бурлящую пустоту снежной кипени. Не знаю. Помню только, что ветер поначалу бил с разных сторон: то подталкивал вперёд, даря надежду, то захлёстывал сбоку, играя, а потом стал упрямо задувать спереди, трижды усложняя каждый шаг. И я был этому рад. Я бы проклял эту дорогу, если б она оказалась лёгкой, и, когда сквозь пургу мелькнули жёлтые фары, я даже не пытался остановить машину, более того – упал на колени, чтобы остаться незамеченным. Боялся, что кто-то вздумает мне помочь.
«И всё лишь потому, что нет ему нигде пристанища, нет такого места, которое бы ему не надоело, и ещё потому, что некуда ехать, кроме как куда угодно, лишь бы катить вперёд под звёздами».
Я чувствовал, как ветром из меня выдувает эти цитаты, все прочитанные книги – они вылетали лазоревыми сгустками и быстро терялись в ночной мгле. Следом уходили воспоминания.
Я видел, что иду не один. Стоило пройти под очередным фонарём, и мне удавалось разглядеть, как вровень со мной плетутся родители Крис – те, которых она так и не отважилась увидеть. Когда их одолел ветер, взамен появился мёртвый отец Мэта – весь бледный, опутанный прозрачными трубками капельниц, закутанный в белые простыни, он рассыпался белым песком, и его смело́ без остатка. Затем я увидел профессора Джей. Он шёл твёрдо, приосанившись, а я смотрел на него и говорил, что прощаю ему то, что он сделал с Эш. Я прощал своих родителей, которые меня не знали, своих друзей, которые не были моими друзьями, любимых, которых никогда по-настоящему не любил. Родственников, преподавателей, знакомых – всех, кто меня не понял и не услышал. Я их всех прощал. Их абрисы терялись в полумраке пурги, отставали от меня, но в редкие минуты ясности, стоило оглянуться, все эти люди вставали на удивление чётко – сонм воспоминаний, вызванный меня остановить, но вынужденный подчиниться моей воле. Среди них я видел бездомного Джима с его мечтами о космосе, сестру с её твёрдой, чуть насмешливой улыбкой, Синди, Мэкси, Дерека, Луиса, даже Стива и Маркуса с его неизменной бейсболкой козырьком назад – десятки и сотни людей умирающего мира. Но мне не было страшно. Я знал, что не остановлюсь. А потом они исчезли. Я только оглянулся и увидел, что дорога пуста. И единственный силуэт ещё какое-то время проглядывал в стороне – силуэт безликого пахаря, ставшего моим отражением, моей тенью.
Не осталось ни злости, ни обиды. Я мог идти так всю жизнь. Но впереди показались жёлтые огни. Я добрался до Вестби.
Крохотный городок, ничем не отличающийся от Вироквы и всё же отделённый от неё бесконечной пропастью моего одиночества. Сейчас я уже не был уверен, что вообще когда-либо встречал Мэта и Крис. Только Эшли осталась живым воспоминанием – едва ли не единственное, с чем я не захотел расстаться.
Рядом проехало несколько машин. Под ногами теперь лежал вычищенный от снега тротуар. Идти было непривычно легко. Ветер ослаб. И только онемевшее тело напоминало о пройденном пути. Я наконец сумел закурить, но в промёрзшем горле совсем не чувствовался табачный дым. Сделав несколько затяжек, я выбросил сигарету.
Впереди, на пустой улице одноэтажных домов, показались два человека. Они шли ко мне. Чёрные брюки, чёрные зимние куртки с капюшонами. И я не испугался. И это было прекрасно. Мне нечего было терять. Подумал, что это и есть свобода; впрочем, догадывался, что тут просто мог сказаться пропитавший меня холод.
– Привет, – сказал мне тот, что был повыше.
Второй зашёл сбоку.
Я был готов к тому, что меня ударят. Ограбят. Почему бы и нет. Пусть так. Страх всё равно не приходил. Разве что не хотелось терять свёрток, но даже эта мысль сейчас не беспокоила.
– Привет, – хрипло ответил я и не узнал собственный голос.
Одни в ночном опустевшем городке. Затерянные посреди вьюги.
