– Хорошо, я подумаю, – мучительно выдавила Лиза, взяла визитку и попрощалась.
– Не вздумай к нему ходить! Ты что не поняла? Это он так с девушками знакомится, заманивает их, а потом насилует, а может, просто уговаривает голыми позировать. Ты согласна голой стоять?
Лиза замотала головой.
– Вот, – удовлетворенно подвела итог Райка, – значит, визитку надо выбросить.
– Я не выброшу, – неожиданно возразила Лиза, а Раиса даже остановилась от неожиданности – ведь подруга всегда и во всем с ней соглашалась. От этого Райка растерялась и замолчала. Они зашли в Макдоналдс, опять же за Лизин счет, а потом поехали в кинотеатр. О художнике больше не говорили, но каждая об этом думала, одна с раздражением, другая с надеждой.
– О! Докатилась! Натурщицей хочет работать! – Бабушка услышала, как Лиза рассказывала маме о художнике.
Ангелина Николаевна уже собиралась запретить и думать об этом, но услышав реплики своей матери, внезапно рассердилась и неожиданно согласилась.
– Только я с тобой, одну не пущу.
– И эта туда же! – Неистовствовала Анастасия Максимовна. – С ума вы посходили, что ли?! Знаю я, чем эти встречи с художниками заканчиваются, насмотрелась у себя на приемах и наслушалась разных историй. – Внезапно она замолчала и неожиданно заявила – Знаешь что, лучше я пойду с Лизой вместо тебя.
Ангелина Николаевна подумала и согласилась, но Лиза возразила.
– Мам! Но это будет совсем уж глупо! Что я как маленькая с бабушкой приду?
– Лизочка, но ведь разницы нет, со мной или с бабушкой. С бабушкой даже лучше. Все, Лизок, давай так и договоримся. Можешь ему позвонить и договориться… лучше на субботу. Мам, у тебя суббота свободна? Ну и отлично, иди, звони.
Лиза пошла к себе в комнату, набрала номер и, услышав ответ, быстро затараторила.
– Виталий Леонидович, здравствуйте. Это Лиза. Я согласна вам позировать. Только я приду с бабушкой.
В трубке молчали, Лиза занервничала.
– А-а, это та Лиза с Арбата? Значит, вы решились? Это замечательно. Назначайте день.
– Я бы хотела в субботу. Вы сможете?
– Не очень удобно. Но, в субботу, так в субботу, давайте с утра, часиков в одиннадцать. Устроит?
– Да, конечно.
– Тогда записывайте адрес.
Он продиктовал адрес, объяснил, как лучше доехать, и они распрощались до субботы.
Телегин задумался, прикидывая, как лучше написать портрет. Он огляделся и неожиданно вспомнил, как впервые попал в эту квартиру. Родная сестра его матери тетя Галя как-то приехала к ним в деревню под Ярославлем в отпуск, увидела его картины и объявила, что забирает Витальку с собой в Москву.
– Ему учиться надо, может второй Репин получится, а я все равно одна, замуж больше не выйду, а квартира большая.
Родители были только рады, они жили очень скромно. Отец после сокращения запил, а мать ездила с какими-то тетками в Москву, набирала дешевых шмоток, потом продавала их в Ярославле, чаще ездила по деревням. И все на себе, машины у них не было. По праздникам приезжал младший брат отца, который жил в.
Ярославле, он приезжал на рыбалку и иногда помогал матери возить вещи. Когда тетя Галя предложила забрать Виталика, мать даже обрадовалась, все равно он без присмотра один болтался, да еще с какой-то шпаной связался.
Через два года родителей не стало – сгорели вместе с домом. Отец пьяный не погасил сигарету, ночью начался пожар, оба наглотались дыма и задохнулись. Тетка и Виталий приезжали хоронить. Пока тетя Галя улаживала какие-то дела, Виталий ходил на Волгу, писал пейзажи. Со старыми приятелями общаться не хотелось.
В Москве приживался с трудом. Особенно тяжело было в школе. Одноклассники высмеивали его одежду и «окание», дразнили, называя деревенщиной. Ему казалось, что говорит он точно также как и москвичи, оказалось не так. Он замкнулся, ни с кем из одноклассников не общался, а вечером вслух читал какую-нибудь газету, записывая на магнитофон, потом прослушивал и повторял слова. И конечно, очень много рисовал. В школе скоро заметили его рисунки и сразу стали поручать рисовать стенгазеты и оформление зала к праздникам. На класс старше учился еще один «художник» Станислав Скворцов. Раньше всегда ему поручали все художественные оформления, но с появлением Виталия эту работу постепенно передали последнему. Скворцов всем говорил, что очень этому рад – время много отнимает, а в душе завидовал.
Потом они встретились в художественном училище, Скворцов также раньше на год поступил туда и неизменно был в «лучших». С Телегиным общался, но как– то снисходительно, что очень раздражало Виталия.
У тети Гали действительно была светлая и просторная квартира – три комнаты. Одну она отдала Виталику, разрешила все там оборудовать под мастерскую, но только после того, как он сдал экзамены в художественное училище. Все годы учебы она строго его контролировала, чтобы не пропускал занятия, чтобы с девушками приличными водился, а не с «оторвами всякими».
Тетя Галя умерла сразу после выпускного вечера. Виталий остался совсем один. Зарабатывал оформлением или как сейчас называют, дизайном открывающихся магазинов, потом ресторанов и кафе. Помогали однокурсники, которые очень часто собирались у него, а некоторые даже жили. Свои свидания с девушками устраивали тоже у него. Для души писал редко, но все-таки писал.
Когда у него на руках оказалась приличная сумма денег после одной работы, Виталий решил сделать себе мастерскую, как всегда мечтал. Снимать помещение было очень дорого, и он решил сделать в квартире перепланировку, объединил две комнаты в одну, получилась приличная мастерская, но деньги все ушли, даже одалживать пришлось. Теперь он мог работать для души, постепенно забросил основную работу и, естественно, потерял клиентов.
Женщин боялся, боялся насмешек, в присутствии женщин ощущал себя «деревенщиной» и поэтому предпочитал кратковременные связи. Лет пять назад на вернисаже познакомился с редакторшей одного из гламурных журналов и влюбился «по уши». Приглашая на свидания, искал в библиотеке какие-нибудь интересные факты из жизни художников, хотел поразить своей эрудицией, вспоминал смешные случаи из жизни.
Ей это поначалу нравилось, а потом начались тусовки, на которые ей надо было обязательно появляться. Виталий сопровождал ее, но на фоне всех этих лощеных молодых людей выглядел каким-то инородным, не вписывался в этот круг, не умел поддержать светскую болтовню, не умел ухаживать за девушками и, наконец, просто не любил все эти сборища. Кто-то окрестил его «мужланом», он услышал, устроил драку, а она, скривив красивые губки, процедила, «чтобы никогда не смел к ней приближаться».
Господи! Как же он мучился, писать не мог, начал пить. Андрей Борисыч, его сосед, сочувствуя ему и жалея от всей души, как-то зашел, изъял все бутылки, велел привести себя в порядок, сказал, что познакомит его с одним очень влиятельным человеком.
