Зели кивает и уходит. Тзайн ловит мой взгляд.
– Ты в порядке?
Я вымученно киваю, хотя не могу сказать ни слова. От одного вида королевской печати у меня в горле пересыхает еще больше.
– Просто держись поближе к Зели.
Потому что ты слабачка, кажется, сейчас добавит Тзайн, но в его темных глазах читается забота. Даже несмотря на меч, ты не можешь себя защитить.
Он ласково сжимает мою руку, а затем берет Найлу под узцы и уводит ее прочь. Я гляжу на его мощную фигуру, борясь с желанием отправиться с ним, но шепот Зели отвлекает меня от мыслей.
Все будет хорошо. Я приветливо смотрю на Зели, но она даже не глядит в мою сторону. Я думала, что после Сокото напряжение между нами стало спадать, но все доверие, которое я заработала, исчезло, когда мой брат появился у храма. За эти четыре дня Зели перекинулась со мной всего парой слов, будто это я убила Лекана. Она наградила меня единственным долгим взглядом – в спину.
Мы держимся вместе, спускаемся по пустым улочкам в поисках еды. Горло дерет от мысли о чаше холодной воды, свежей краюшке хлеба и большом куске мяса, но, в отличие от торгового квартала в Лагосе, здесь нет ярких витрин и прилавков с сочными лакомствами. Город кажется таким же бесплодным, как и окружающая его пустыня.
– Боги, – еле слышно ахает Зели и на миг останавливается. Ее охватывает дрожь. Несмотря на палящее солнце, зубы стучат, словно она стоит в ледяной воде. С момента обретения силы она вздрагивает всякий раз, когда духи мертвых оказываются поблизости.
– Их здесь так много? – шепчу я.
Справившись с дрожью, она выдыхает:
– Мы будто идем по кладбищу.
– Неудивительно, здесь такая убийственная жара.
– Не знаю. – Зели оглядывается, туже затягивая шарф. – Каждый раз, когда сталкиваюсь с кем-то из них, ощущаю привкус крови.
Меня тоже пронизывает дрожь, хотя я отчаянно потею. Если Зели чувствует кровь, я не хочу знать почему.
Я останавливаюсь на обочине, пока группа людей проходит мимо. Их лица скрыты шлемами и масками, но на одежде королевская печать Ориши.
Стражники.
Сжимаю руку Зели, и она тянется к посоху. От солдат воняет ликером, некоторые шатаются. Мои ноги трясутся, будто кисель, но они исчезают так же быстро, как появились, растворяются среди глиняных ахэре.
– Соберись! – Зели отталкивает меня, и я едва не падаю на землю. В ее взгляде, в отличие от Тзайна, нет сочувствия. Серебряные глаза полны ярости.
– Прости… – говорить трудно, но я заставляю себя. – Я испугалась стражников.
– Если желаешь играть в маленькую принцессу, сдайся им. Я не собираюсь тебя защищать. Мы здесь, чтобы бороться.
– Это нечестно. – Я обхватываю себя руками. – Я тоже борюсь.
– Видя, что твой отец сделал с этой страной, на твоем месте я старалась бы чуть больше.
С этими словами Зели отворачивается и, поднимая тучу песка, срывается с места. Мое лицо горит, я спешу за ней, стараясь держаться подальше.
Мы шагаем к главной площади Ибеджи, минуя низкие хижины из красной глины и кривые улочки. Приближаясь к центру, видим аристократов. Их выдают яркие шелковые кафтаны и следующие по пятам слуги. Я никого не узнаю, но все же поправляю шарф, опасаясь, что малейшая щелочка меня выдаст. Что они здесь делают, так далеко от столицы? Богачей на улицах больше, чем рабочей силы.
Останавливаюсь, потрясенная тем, сколько рабов толпятся на узких улицах. До этого я видела их только во дворце. Они всегда были вежливы, причесаны и чисто одеты – этого желала моя мать. Я считала, рабы живут, как Бинта, под защитой дворцовых стен, и не задумывалась, как они живут за пределами королевства.
– О небеса! – Я едва могу вынести это зрелище. Улицы полны предсказателей – их гораздо больше, чем горожан. Они одеты в лохмотья, все в грязи и волдырях от солнечных ожогов и почти все похожи на живые скелеты. Песок словно бы въелся им в кожу.
– Что происходит? – шепчу я, провожая взглядом процессию закованных в цепи детей. Они совсем еще крохи, даже самые старшие – младше меня. Я ищу поблизости шахты, строящиеся дороги, новую крепость, которую они возводят в этом забытом богами городке, но ничего не вижу. – Зачем они здесь?
Зели провожает взглядом темнокожую девочку с длинными белыми волосами, такими же, как у нее самой. Она одета в рваное белое платье. Ее глаза кажутся пустыми.
– Они в рабстве, – бормочет Зели. – Идут, куда скажут.
– Наверное, не все так плохо? – спрашиваю я.
Зели направляется к посту стражи на главной площади.
Внутри все сжимается. Не от голода – от ужасающей правды. Все эти годы я тихо сидела за столом. Пила чай, пока люди умирали.
Тянусь к воде, чтобы наполнить фляжку. Зели делает то же самое…
Меч стражника опускается прямо перед нами и разрубает край деревянной лохани там, где секунду назад была ладонь Зели. Мы отскакиваем. Мое сердце бьется, словно запертая в клетке птица. Дрожащими от ярости пальцами Зели стискивает спрятанный за поясом посох.
Мои глаза скользят по мечу, и я вижу улыбающегося солдата. От солнца он щурится, но взгляд кажется ясным – кажется, он не пьян.
– Я знаю, что мухи не умеют читать, – рычит он на Зели. – Но, ради небес, научитесь считать.
Острием меча он указывает на старую табличку. Сквозь песок, забившийся в трещины дерева, я вижу надпись: ОДНА ЧАША – ОДИН ЗОЛОТОЙ.
– Вы серьезно? – вскипает Зели.
– Мы можем себе это позволить, – шепчу я и шарю в ее сумке.
– А они – нет! – Она указывает на рабов, которые несут ведра с темной водой, похожей, скорее, на жидкую грязь. И все же сейчас не время для бунта. Как Зели не понимает этого?
– Приносим глубочайшие извинения, – сделав шаг вперед, говорю я самым любезным тоном, на который способна, и почти себе верю. Мать гордилась бы мной.
Я опускаю три золотых монеты в ладонь стражника, беру фляжку Зели, заставляя ее отойти, и набираю воду.
– Держи.
Протягиваю ей фляжку, но моя спутница презрительно щелкает языком. Хватает ее и идет к рабам. Останавливается перед девочкой в белом.
– Пей, – говорит она. – Пока надсмотрщик не видит.
Юная рабыня не медлит. Она жадно пьет – без сомнения, впервые за несколько дней. Девочка делает последний глоток и протягивает фляжку предсказателю, закованному в цепи рядом с ней. Неохотно я протягиваю оставшиеся фляжки другим рабам.
– Ты слишком добра, – шепчет девочка, обращаясь к Зели, слизывая с губ последние капельки влаги.
– Жаль, что я не могу сделать больше.
– Ты уже сделала более чем достаточно.
