Он выбрасывает кулаки вперед, и огненные снаряды с ревом проносятся по лагерю, пожирая все на своем пути, заживо сжигая стражников.
Запах крови и горящей плоти смешиваются, наполняя воздух.
Смерть наступает так быстро, что королевские солдаты не успевают даже закричать.
Отчаянный вопль Кваме взлетает над созданной им красной ночью. Магия крови вгрызается в него, жестокая и непрощающая. Огонь, охвативший его, сильнее, чем у любого другого поджигателя. В нем пылает сила бога, сжигая его изнутри.
Темное лицо Кваме краснеет, вены вздуваются. Кожа покрывается волдырями и слезает, открывая мышцы и кости. Он не в силах ее сдержать. Не сможет выжить.
Магия крови пожирает его заживо, и все же он борется до последней секунды.
– Кваме! – кричит Фолаке с другого края долины. Один из предсказателей крепко держит ее, чтобы она не бросилась в ревущее пламя.
Вихрь огня извергается из горла Кваме, заставляя стражников отступить еще дальше. Он сжигает все на своем пути, а в это время его сородичи бегут от солдат, прячась за огненной стеной. Бегут от жестокого нападения стражи, оставшись в живых благодаря Кваме и его магии.
Когда я смотрю на огонь, весь мир словно замирает. Крики и плач стихают. Праздник исчезает, оставляя после себя только дым и пепел. Вспоминаю обещания Инана: наша Ориша, которую мы не сможем создать. Мир, которого никогда не будет.
До тех пор, пока магия не вернется, они будут относиться к нам как к грязи. Слова папы звучат в голове. Нужно преподать урок. Если они сожгли наши дома, мы сожжем их.
Вскрикнув в последний раз, Кваме взрывается. Огненные брызги разлетаются в стороны, и от поджигателя ничего не остается.
Последние угли падают на землю, и я чувствую, как сердце разрывается на кусочки. Не могу поверить, что когда-то сомневалась в словах папы. Они никогда не позволят нам процветать.
Мы всегда будем бояться. Единственная надежда – борьба. Если будем бороться, сможем победить. Но для этого нам нужна магия. Нужен свиток.
– Зели!
Я резко оборачиваюсь. Не знаю, сколько простояла на месте. После жертвы Кваме время словно остановилось, полное боли и вины.
Вдалеке я вижу Тзайна и Амари на спине у Найлы. Они прорываются сквозь хаос, Амари прижимает мою сумку к груди. Когда она выкрикивает мое имя, нас замечает стражник.
– Девчонка, – кричит он. – Та девчонка! Это она!
Прежде чем сделать шаг, я чувствую руки на своих плечах. На груди.
На горле.
Глава шестьдесят вторая. Амари
Солнце опускается за холмы, и меня душат рыдания. Лучи падают на обожженную поляну: на месте, где вчера был праздник, теперь руины.
Гляжу на выжженную землю, где мы танцевали с Тзайном, вспоминаю, как он, смеясь, кружил меня.
Теперь осталась лишь запекшаяся кровь. Обгорелые останки. Пепел.
Закрываю глаза и прижимаю ладонь ко рту в тщетной попытке защититься от ужасного зрелища. Хотя вокруг тихо, крики предсказателей все еще звенят в ушах, смешиваются с ревом атакующих солдат и лязгом мечей, разрезающих плоть. Я не могу смотреть на трупы, но Тзайн рассматривает каждого умершего, ища в нем Зели.
– Я не вижу ее, – говорит он еле слышно, будто если скажет чуть громче, то сердце разобьется и наружу вырвутся гнев и боль оттого, что он потерял еще одного члена семьи.
Меня преследуют мысли об Инане, его обещаниях и возможной лжи. Не могу смотреть на мертвых, но чувствую, что брата нет среди них.
Не хочу верить, что все это – дело его рук, но меня терзают сомнения. Если он не предавал, как нас нашли стражники? И где он теперь?
За нашими спинами скулит Найла, я подхожу и глажу ей морду так же, как это делала Зели. Ком встает в горле, когда та трется об мою руку.
– Думаю, они забрали ее, – говорю я так мягко, как только могу. – Должно быть, это приказ отца. Она слишком важна, чтобы умереть.
Пытаюсь его обнадежить, но лицо Тзайна не меняется. Он смотрит на усеивающие землю тела и прерывисто вздыхает.
– Я обещал. – Голос срывается. – Когда мама умерла, поклялся, что никогда не оставлю ее, что позабочусь о ней.
– Так и есть, Тзайн. Ты всегда о ней заботился.
Но он погрузился в собственный мир и не слышит меня.
– И папа… – Его тело напряжено, он сжимает руки, пытаясь унять дрожь. – Я сказал папе… Пообещал ему…
Кладу руку на щеку Тзайна, но он отстраняется. Словно все страхи, с которыми он боролся, разом вышли наружу. Он опускается на землю, прижимая кулаки к голове с такой силой, что я боюсь, как бы он не сделал себе больно. Его горе, кажется, способно сокрушить любую стену.
– Ты не можешь сдаться! – опускаюсь рядом с Тзайном и вытираю его слезы. Несмотря на все, что происходило с нами, он всегда оставался сильным. Но эта потеря слишком тяжела.
– У нас все еще есть свиток, камень и кинжал. Пока отец их не получит, она останется жива. Мы можем спасти ее и отправиться в храм. Еще успеем…
– Она не заговорит, – шепчет Тзайн. – Не подставит нас. И они замучат ее.
Его пальцы впиваются в землю.
– Она уже покойница.
– Зели сильнее всех, кого я знала. Она будет бороться и выживет.
Тзайн качает головой. Его не убедить.
– Она умрет. Я останусь совсем один.
Найла скулит громче и трется о щеку Тзайна, пытаясь облизать его мокрое от слез лицо. От этого зрелища все во мне переворачивается, а сердце разбивается на мельчайшие осколки. Я словно снова смотрю на волшебное сияние, струящееся с рук Бинты, после чего отцовский меч пронзает ее грудь. Сколько семей разрушил отец, сколько оставил навеки сломленных и оплакивающих мертвых? И как долго еще я позволю ему делать это?
Стою на холме и смотрю в сторону города Гомбе, на струйку дыма у хребта Оласимбо. Карта в военной комнате отца встает у меня перед глазами, на ней проступают военные базы, отмеченные крестиком. Вижу всю картину и придумываю новый план. Я не позволю Тзайну утонуть в собственном горе.
Не дам отцу победить.
– Нужно идти.
– Амари…
– Немедленно.
Тзайн поднимает голову. Я наклоняюсь и беру его за руку, стираю грязь с лица.
– Снаружи Гомбе есть крепость со стражниками. Они должны были забрать Зели туда, если взяли в плен. Проникнем внутрь – сможем ее вытащить.
Сможем положить конец тирании отца.
В глазах Тзайна вспыхивает надежда, но он пытается подавить ее и грустно смотрит на меня:
– Как мы туда попадем?
Поворачиваюсь к Гомбе, который вырисовывается на фоне ночного неба:
