* * *
Когда Анжелика выслушала его отчет о беседе с Давидом Ильичом, то едва не расплакалась.
– Господи, – простонала она, сильно сжав пальцами виски, – вот суетимся, все нам не так, и не думаем, что наша жизнь – настоящий рай по сравнению с тем, что пришлось перенести этим людям.
Зиганшин об этом думать мог с трудом. После разговора он понял одно: пока ты видишь, как твои дети растут, а не угасают, ты счастливый человек, но иногда невольно ставил себя на место Давида Ильича, и становилось так тоскливо и страшно, что хотелось умереть.
Теперь фигура Дымшица представала совсем в другом свете. Бестолковый и бездарный зануда исчез, уступив место настоящему мужику. Понятно, что он не мог в полную силу отдаваться науке, писать статьи и диссертации, когда нужно было зарабатывать на лечение ребенка, да и, наверное, в таком состоянии невозможно всерьез задумываться о каких-нибудь заскоках Достоевского или над чем там ломают голову литературоведы. Потом ребенок умер, но осталась обессилевшая от горя жена, которая ничего не могла, ничего не хотела, а между тем надо было где-то жить, что-то есть, во что-то одеваться, и Давид Ильич покорно тянул лямку репетиторства, и, наверное, так и остался бы кафедральным недоразумением, живой иллюстрацией, как природа отдыхает на потомках, если бы не бабушкино наследство.
Странно только, почему он сам, мент без особых духовных запросов, поговорив с Давидом Ильичом один вечер, сразу понял, какой он умный и мужественный человек, а коллеги, много лет трудившиеся с ним бок о бок, видели только ленивого недотепу? Что это? Привычка к стереотипам, понятное человеческое стремление мерить других по себе, или Дымшиц специально «косил под дурачка»? Зачем? Чтобы не припрягали, например. Любой нормальный человек понимает, что проще сделать самому, чем связываться с глупым и безответственным коллегой.
В этом деле почему-то все оказываются не такими, как их характеризуют. Маргарита, например, далеко не серая мышь, а очень интересная и на редкость привлекательная женщина. Почему бывшие коллеги и друзья семьи в один голос утверждали, что она добрая, но очень невзрачная? Ладно, насчет душевных качеств можно ошибиться, но внешность-то видна как есть.
И об Оксане Максимовне у коллег ее мужа тоже сложилось неверное представление, как о красивой щучке, мечтавшей о выгодной партии и вышедшей за Давида Ильича только когда все остальные варианты с треском провалились.
Возможно, так оно и было, после папиных бизнес-эскапад девушке оставалось два пути: или замуж за Давида Ильича, или в бомжихи. Только потом эта расчетливая красавица преданно ухаживала за больным сыном и осталась с мужем после смерти ребенка, а когда в руки упало большое наследство, без колебаний отдала его для лечения детей…
Так, стоп! От внезапной догадки Зиганшин чуть дернул рулем и, кажется, напугал Маргариту, которую вез на обыск.
Стоп! Дымшиц сказал, что они имели право следить за судьбой своих денег и вообще участвовать в делах фонда. Давид Ильич, допустим, лох, математический идиот, а супруга совсем другое дело. Если Оксану Максимовну приглашали в оборонку, значит, голова у нее варила будь здоров. Долго ли надо талантливому математику, тем более окончившему бухгалтерские курсы, вникать в финансовые документы, чтобы заподозрить хищение? А если вскрыть махинацию у нее ума хватило, а промолчать об этом – нет? Ну а люди, ворующие деньги у больных детей, не остановятся ни перед чем.
Возможно, бабка с дарами природы была заслана в разведку…
Нет, слишком много времени прошло. Преступникам следовало действовать быстро, они же понимали, что Оксана за день может нагнать такую волну, после которой ее физическое устранение станет совершенно бессмысленным.
Больше миллиона баксов – сумма очень толстая и слишком соблазнительная, чтобы просто раздать ее по больным детям. Даже после покупки роскошной квартиры лучше вложить деньги в дело и получать проценты. Разумнее, дальновиднее, а главное, проверить трудно. Ну, обанкротился, ну, прогорел, с кем не бывает. Главное, хотели же как лучше!
Узнав, что деньги не пошли на детей, а исчезли в чьих-то глубоких карманах, Оксана должна была сильно оскорбиться. Он сам на ее месте пришел бы в ярость, это точно, и не спустил бы мошенникам сей маленькой финансовой шалости. Только непонятно, почему Оксана ничего не сказала мужу?
Зиганшин задумался, но тут Маргарита робко кашлянула с пассажирского сиденья и сказала, что они приехали.
Детство Кости Рогачева прошло в унылой блочной пятиэтажке, совершенно теряющейся в череде таких же домов, выстроенных ровными рядами на пустыре. Возможно, летом, когда распускается листва, зацветает сирень и появляются цветы на балконах и разбитых под окнами клумбах, здесь становится уютно, но сейчас все заметено серым грязным снегом, и от однообразного пейзажа накатывает тоска.
Направо, за длинным домом-кораблем, шумит проспект, налево – типовая «стекляшка»-универсам, а кругом – точно такие же дома из точно таких же грязных бетонных плит, где живут люди с такой же безнадежной, как у тебя, судьбой.
А может быть, здесь вовсе не так безрадостно, как показалось Зиганшину? Просто время сейчас такое – короткие зимние сумерки, свет угас, а темнота еще не наступила, не зажглись уютные огоньки окошек и фонарей, вот и грустно.
Вздохнув, Зиганшин помог Маргарите выбраться из джипа.
Анжелика с оперативником сидели на лавочке возле подъезда и пили кофе из бумажных стаканчиков.
Заметив их, Анжелика вскочила, бросила стаканчик в урну и схватилась за толстую кожаную папку, хотела предъявить Маргарите постановление на обыск, но Зиганшин предложил сделать это уже в помещении и послал опера за понятыми.
– Давайте ключи, Маргарита Павловна.
– У меня нет.
– Как это? – изумилась Анжелика.
– Нет, и не было никогда.
– Ничего себе! – воскликнула Ямпольская с такой непосредственностью, что Зиганшин слегка толкнул ее ногой.
– Ключи были у Константина Ивановича, только его связка вся у вас, – сказала Маргарита.
Действительно, ключи Рогачева вместе с телефоном и бумажником лежали в щегольской кожаной борсетке, которая сильно пострадала от взрыва.
– Маргарита Павловна, вы же просили меня отложить обыск, пока вы не сделаете в квартире генеральную уборку, верно?
Рогачева энергично кивнула.
– А как вы собирались туда попасть, если у вас нет ключей?
– А действительно? – Она развела руками и улыбнулась: – Честно говоря, я так испугалась, что вы увидите беспорядок, что ни о чем другом уже не думала. А вы не умеете разве пользоваться отмычками, как в фильмах?
Зиганшин фыркнул:
– Вы слишком хорошего мнения о нас, Маргарита Павловна. Слушайте, но не бывает же так, что у замка всего один ключ. Напрягите память, может, лежит где-нибудь дома…
Просияв, Маргарита сказала, что один экземпляр должен быть у соседа снизу. Костя оставлял на случай, если вдруг прорвет батарею или что-то в этом духе.
