Бабки сидели смирно, только выходя выдали такой каскад благодарностей, что ему стало неловко.
Когда он вернулся, Фрида совсем окоченела. Зиганшин поскорее утрамбовал всех оставшихся в машину, сначала сделал небольшой крюк, чтобы посадить водителя в маршрутку до райцентра, а потом поехал в сторону дома.
Куртку он так и не надел, потому что Фриде она была нужнее, и, несмотря на то, что печка джипа работала отлично, к концу дороги тоже начал замерзать.
Из-за дурацкой спасательной операции он отсутствовал дольше, чем планировал, и Фрида, как только села в машину, немедленно принялась названивать Свете, но телефон сел после первого же гудка.
– Дома надо было сидеть, а не болтаться целый день неизвестно где, – буркнул Зиганшин и подал ей свой мобильный. – А представь, он бы у тебя сел до того, как ты мне позвонила.
– Ничего, я бы свой дала, – вмешалась маленькая востроносая старушка с заднего сиденья, – у меня бабкофон надежный, как швейная машинка «Зингер».
– С чем вас и поздравляю. Только сейчас номера наизусть никто не помнит.
– А ты бы не стал волноваться разве?
Он пожал плечами:
– Я бы думал, что вы с Анжелкой зависли. А где ты, кстати, была?
– Потом скажу.
– Ну как хочешь.
Фрида пыталась бодриться, но по синим дрожащим губам и съежившейся фигуре было видно, что она продрогла до костей. Зиганшин и сам замерз, как цуцик, особенно пальцы ног, и он знал, что сейчас в тепле они начнут адски болеть.
Он поднялся в спальню, разобрал кровать, накидал поверх одеяла пледы, сколько нашел, разделся догола и лег.
– Фрида, иди сюда, – позвал он.
– Да рано еще ложиться.
– Иди, погреемся.
Она покачала головой, и Зиганшин вдруг разозлился.
– Просто погреемся, – повторил он, – лучший способ, между прочим.
– Славочка, я чаю попью.
– Ты вообще-то не одна тут замерзла. Давай, все снимай с себя и ложись. Ничего личного, Фрида, просто теплышко.
– Отвернись.
Он послушно зажмурился, хотя в комнате и так было темно, послушал шорох одежды, и через минуту Фрида юркнула к нему под одеяло. Зиганшин крепко прижал ее к себе, с острой радостью чувствуя прикосновение ее ледяных ладошек.
– Вспоминается один пошлый анекдот, – засмеялся он, – милая, ты у меня, как батарея, – что, такая теплая? – нет, ребристая. Серьезно, Фрида, что-то ты совсем исхудала.
– Да нет.
– Да да! Вот тут кость, и тут, и тут…
Она высунула руку из-под одеяла и легонько постучала его по лбу:
– И тут тоже кость.
– Согласен. Фридочка, надо кушать. Сейчас полежим немного, согреемся, пойдем чай пить, я тебе сгущенку открою, и чтобы при мне съела минимум полбанки.
– Сам ешь свою сгущенку.
– У меня мослы во все стороны не торчат.
Фрида вдруг стала отодвигаться от него, но Зиганшин ее не выпустил, только крепче прижал к себе.
– Хочешь, разведемся? – вдруг сказала Фрида.
– Нет, не хочу.
– Я же тебе не нравлюсь.
– Нравишься.
– Не ври, Зиганшин, я тебе противна.
– Ты дура, что ли, Фрида?
– К сожалению, нет. Ты хороший человек, Слава, и хочешь скрыть, что тебя от меня воротит, но получается не всегда. То опустилась я, то мослы, то еще что-то вырвется. И я действительно сильно изменилась, так что ты ни в чем не виноват. Честно говоря, мне самой страшно смотреть на свой живот после операции…
– Это пройдет, – Зиганшин обнял ее изо всех сил, – со временем шрамы твои разгладятся, не бойся. А мне и так не страшно.
– Все равно не хочу, чтобы ты спал со мной через силу.
– Ты поэтому мне, что ли, не даешь?
Фрида прерывисто вздохнула:
– Помнишь, ты сказал, что я опустилась?
– Да я просто злой был.
– Это не важно.
Зиганшину стало мучительно, до тошноты, стыдно.
– Жаль, ты не можешь влезть мне в голову и посмотреть, о чем я думаю, – пробормотал он, – ты бы сразу тогда поняла, что это неправда.
– Правда.
– Нет, Фрида. И тогда, помнишь, ты сказала, что ты последняя женщина, с которой я хочу быть, а я тебе не возразил, это тоже неправда.
– Конечно, помню, – вздохнула Фрида.
– Это наглое вранье было. Ты прости меня, но…
Тут Вова завозился, закряхтел у себя в кроватке, нужно было срочно его успокоить, пока не разбудил брата.
– Лежи, зайчик.
Зиганшин быстро натянул спортивный костюм, включил ночник и сменил малышу пеленку и марлевый подгузник, немного рисуясь перед Фридой, как ловко он умеет это делать.
Отнес мокрое в корзину для грязного белья и вернулся в спальню. Фрида собиралась вставать, но Зиганшин удержал ее:
– Лежи, грейся. Слушай, а я, честно говоря, думал, что это я тебе противен.
– Ну что ты, Славочка, нет. Мне просто стыдно, что я стала такая, а поделать ничего не могу, – смущенно пробормотала Фрида.
Зиганшин нащупал под одеялом ее ступни. Они были очень холодные, он положил их себе на коленки и принялся растирать. Дотянулся до комода, достал свои шерстяные носки и надел на Фриду.
– Ну вот, теперь не простудишься. Фридочка, что тебе сказать, чтобы ты поняла? Я люблю тебя, а то, что ты думаешь, что я думаю, я даже повторять не хочу, потому что это бред.
Она покачала головой.
– Правда, Фрида. Ты мое сердце. В том смысле, что я чувствую тебя, но не понимаю, только знаю, что без тебя мне не жить.
– Зиганшин, давай снизим уровень дискуссии.
– Давай. Но ниже только секс, а дети еще не спят.
Фрида взяла его за руку и посмотрела в глаза очень серьезно:
– Слава, раз уж у нас с тобой вышел такой разговор, то я хочу признаться, что дело не в тебе. Это я переваливаю с больной головы на здоровую, а на самом деле я после операции чувствую, что не имею права больше этим заниматься. Раз не смогла родить, то и… Тоже трудно объяснить. Будто я ворую, или еще что похуже, в общем, такой чувствую себя мерзкой, что хочется умереть.
Зиганшин крепко сжал ее ладонь. Какой же идиот он был, господи! Как мог забыть, что удары судьбы проникают гораздо глубже, чем кажется. Входное отверстие затягивается, и думается, что все позади, ты справился, выстоял, а на самом деле носишь внутри огромный гнойник…
Он лег рядом с женой и притянул ее к себе.
– Почему ты сразу не сказала?
