Зиганшин потер лоб и понял, что эта несуразность не дает ему покоя, спасибо Анжелике Станиславовне.
В следующую секунду ему позвонила не кто иная, как Маргарита, будто почувствовала, что он думает о ней, и сбивчивым пионерским голосом заявила, что вспомнила одну непонятную штуку.
Зиганшин прикинул: он как раз подъехал к улице, по которой можно было добраться до дома Рогачевой, и улица эта была пуста.
– Хорошо, Маргарита Павловна, я сейчас заеду.
– Ну что вы, давайте я по телефону скажу. Может, я глупость вспомнила, что вы будете туда-сюда мотаться.
– Я заеду, – повторил он, разъединился и свернул.
Сообразив, что не прибиралась все два дня, пока сидела над бумагами, Маргарита заметалась по квартире с тряпкой. Дура, надо было сначала навести порядок, а потом уж беспокоить своими догадками занятых людей. А с другой стороны, она ведь не приглашала этого красивого полицейского.
Она вдова, как хочет, так и живет.
От этой странной мысли стало не по себе, но по инерции Маргарита продолжала вытирать пыль, а потом бросила и побежала переодеваться в нарядное летнее платье, не решаясь признаться себе самой, что она определенно нравилась этому полицейскому, и теперь ей хотелось закрепить эффект.
Тут же в голове раздался мамин голос: «Прежде всего должен быть порядок в доме. Если ты приглашаешь гостя, он в первую очередь смотрит, какая ты хозяйка. Если пыль в углах или раковина грязная, на тебя он уже не поглядит».
– Ты в этом уверена, мама? – засмеялась Маргарита, потому что, взглянув в зеркало, она впервые в жизни понравилась себе.
Полицейский, войдя, взглянул на нее довольно строго, действительно не заметив красоты, и прямо с порога спросил:
– Маргарита Павловна, а почему вы хранили бумаги отца в квартире мужа?
Сердце екнуло, и хуже всего было то, что она не смогла скрыть волнение.
Полицейский хотел снять обувь, но она остановила его и пригласила в гостиную, лихорадочно прикидывая, что бы такое соврать поубедительнее.
Гость отказался от чая и повелительным жестом указал Маргарите кресло напротив того, куда сел сам.
– Так в чем дело, Маргарита Павловна? Удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство.
– Это не имеет никакого отношения… – пробормотала она, зачем-то разглаживая на коленях складки платья.
– Послушайте, в прошлый раз вы были со мной не вполне откровенны и серьезно замедлили ход следствия. С другой стороны, я понимаю вашу сдержанность, поскольку это касалось не столько вас, сколько обстоятельств Давида Ильича. Больше того, я не думаю, будто вы скрываете от нас что-то важное, и почти убежден, что бумаги вашего отца сюда не касаются. Просто объясните эту шероховатость, чтобы мы могли вести расследование дальше. Кроме того, я хотел бы еще раз просмотреть эти бумаги.
Маргарита вздохнула:
– А если я расскажу, информация могла бы остаться сугубо между нами? В ней нет ничего криминального, ручаюсь.
– Не знаю, Маргарита Павловна, но боюсь, что нет. Следователю я точно скажу, потому что ее ситуация напрягла гораздо больше, чем меня. Я сам сначала не придал этому значения, а потом вспомнил, как сильно вы разволновались, когда открыли чемодан. Почему? Если нахлынули сентиментальные воспоминания, то зачем вы вообще сунули отцовские бумаги в чужую кладовку к чужому хламу? Чувствительный человек так не поступил бы.
Маргарита выдавила из себя улыбку. Сколько-нибудь убедительное вранье пока не приходило в голову.
Костя умер, и она должна беречь его память. Но с другой стороны, папа тоже умер, и Костя похитил его творчество. Все, что папа хотел рассказать людям, Костя рассказал сам, как бы от себя, приземленнее и грубее.
– Хорошо, слушайте, – вздохнула она, – а лучше смотрите сами.
И Маргарита провела полицейского в кабинет, к разложенным бумагам.
– …Да, дела, – вздохнул полицейский, выйдя в коридор, – но вы держитесь, Маргарита Павловна.
– Да уж держусь.
– Я не специалист по авторскому праву, но, думаю, вам ничто не помешает опубликовать записи вашего батюшки, так сказать, без купюр и в первоначальном виде. У вас подлинники, написанные от руки, то есть бесспорное доказательство. Кстати, могу поспособствовать с почерковедческой экспертизой, если возникнет такая необходимость.
Маргарита улыбнулась:
– Спасибо.
– А дальше пусть специалисты выясняют, насколько добросовестно ваш супруг впитал идеи академика Дымшица. Жена за творчество мужа не отвечает. И еще один деликатный вопрос: почему у вас не было ключей от квартиры Константина Ивановича?
Она растерялась. Почему? Ей в голову не приходило, что должно быть иначе. Это Костино жилье, и надо уважать его личное пространство. Это вообще залог счастливой семейной жизни – уважение к личному пространству. Только, похоже, полицейский считает иначе.
– Наверное, были ключи, но где-то затерялись, потому что я одна туда никогда не ездила, – соврала она, и полицейский явно не поверил, но давить не стал. Только сказал, что, если она захочет квартиру сдавать, он может поспособствовать с проверкой жильцов.
Маргарита поблагодарила и зачем-то заявила, что собирается устроиться на работу. Пусть не думает, что она собирается жить на ренту, как старая бабка!
Полицейский надел куртку, она подошла к двери и потянулась открыть сложный замок, как он вдруг воскликнул:
– Слушайте, а вы же что-то сказать мне хотели!
– А?
– Вы же что-то вспомнили, поэтому и позвонили.
– А, да! – Она постучала себя пальцем по лбу. – Голова не дом советов.
– Это я вас перебил. Так что?
– Ой, это, наверное, жуткая глупость, но я сейчас вспомнила, что дверной звонок показался мне каким-то не таким.
– Простите? – нахмурился полицейский.
– Ну ерунда, и бессовестно с моей стороны было вас дергать… Надо было самой к вам в рабочее время приехать.
– По существу, Маргарита Павловна.
– Так вот. Долго сидела в голове эта заноза, я все никак не могла понять, что мне покоя не дает. А вчера вдруг сообразила. Понимаете, у меня хороший слух.
– Как у Давида Ильича?
– Не совсем как у него, но тоже хороший. Во всяком случае, звуки я идентифицирую без труда и всегда угадываю, например, у кого именно из пассажиров в маршрутке звонит телефон. Как звучит дверной звонок у Давида и Оксаны, я знаю прекрасно, слышала тысячу раз, и сама когда звонила, и когда была у них дома, а в дверь звонил кто-то другой.
– Так, и?..
– И обычно, когда я слышу знакомый звук, то мысленно говорю себе: ага, это то-то. И если бы злоумышленник просто позвонил в дверной звонок, я бы подумала: «Ага, кто-то пришел» или «Давид вернулся», ну или просто «в дверь звонят». Хотя это и неправильное, конечно, выражение. А я подумала: «Что это за звук?» Понимаете? Не узнала…
