Владимир Весенский. «Литературная газета», 11 — 17 августа 1999 г.
— Как обошлась с вами тюрьма?
— Тюремная служба относилась так, как положено, следили, чтобы соблюдал режим, водили на допросы, прогулка — раз в день. Дворик размером с эту комнату, маленький, но есть скамейка, можно размяться, отжаться, держать себя в форме. Передачи раз в месяц. У меня был очень хороший адвокат. Очень грамотный и добрый человек. Носил мне сигареты. Потом жена снабжала. В первое время пришлось курить «Приму» — на 30 рублей «Яву» не купишь. Жена стала носить «Яву», но в тюрьме свои законы. Фильтр охрана отламывала: как бы что не передали в сигаретах. Крючкова ведь пытались отравить. Врачи его еле отходили.
Для ведения следствия создали бригаду в 200 следователей. Все с периферии, но не из Нижнего Новгорода: я-то из Нижнего. Они работали с неделю, а потом многим становилось ясно, что дело заказное, и они уходили пачками. По Процессуальному кодексу мы, подследственные, должны с ними знакомиться и подписывать об этом протокол. Почти каждую неделю мы и знакомились с новыми следователями. Членов ГКЧП обвиняли по одной статье, а меня по трем: измена Родине, превышение полномочий и должностной подлог.
Следствие затягивалось. Становилось ясно, что измену Родине мне не вменить... Наконец приняли решение выпустить под подписку о невыезде. Эйфории от освобождения я не испытывал. Приехал домой, а там ждут журналисты. Иностранные в основном. Я от заявлений отказался. Не до того было. Как дамоклов меч висел процесс. До конца его не довели. Объявили амнистию...
В.Рыньков. Геннадий Янаев: загадка эпохи. Нижний Новгород, 2003 г.
— Сейчас вышло столько мемуаров. А где ваши?
— Мемуары выпускают люди, которые или подводят итог жизни, или в чем-то оправдываются. Я пока хочу еще пожить, а оправдываться... Я виноват перед народом в том, что не сумел сделать того, к чему так стремился. Вот это главное. И с этим я живу каждый Божий день. Понимаете? Мне жаль Родину, которая все еще пытается быть великой, но после распада Союза не может заставить мир с собой считаться. Со слабыми не считаются.
В ПРЕДДВЕРИИ КАТАСТРОФЫ
Знал ли Горбачев о том, что представители высшего руководства СССР были преисполнены решимости прибегнуть к чрезвычайным мерам в стране, до лета 1991 года — до того, как президента и генсека ЦК советской компартии любезно проинформировали об этих намерениях его друзья американцы. Знал. Мы еще во втором полугодии 1990-го не раз и не два обращались к нему: дескать, Михаил Сергеевич, государство валится, надо его срочно подпирать, и подпоры эти должны быть отнюдь не бутафорскими. И тогда же Горбачев дал указание подготовить проекты введения в Советском Союзе чрезвычайного положения. На рассмотрение президента были представлены четыре таких проекта: о введении ЧП в Москве и некоторых других регионах, о введении ЧП по всей стране, о введении прямого президентского правления в Москве и отдельных территориях, о введении прямого президентского правления на всей территории Советского Союза.
Детально ознакомившись со всеми этими вариантами, генсек отреагировал в присущем ему стиле, и все же, как нам тогда казалось, достаточно адекватно. Скороговоркой пробормотал что-то вроде: «Хорошо, хорошо, но еще не время...».
А между тем это «не время» (то есть 1990-й и вся первая половина 1991-го) сопровождалось такими мощными экономическими, политическими и социальными катаклизмами, что только клинический идиот мог не понимать, к чему все это должно было привести (и в конечном итоге привело). Даже буржуазно-антикоммунистическая газета «Коммерсант» (тогда она была именно таковой), то ли кликушествуя, то ли по-своему «анализируя», выдавала на редкость тревожные пассажи и комментарии. Например, такие:
«Патовая ситуация не может продолжаться бесконечно — как свидетельствует опыт истории. Вакуум власти чаще всего сменяется диктатурой... Все это может вылиться в попытку построения «казарменного социализма», модель которого определяется относительной свободой предпринимательской деятельности при высоких налогах, жестких санкциях за невыполнение договорных обязательств и «контроле за мерой труда и потребления». Естественно в сочетании с ограничением политических свобод и «сильной исполнитель ной властью». И вряд ли кто-нибудь сейчас сможет ответить на вопрос, как долго мы проживем в такой казарме».
Не принимая всерьез расхожие по тем временам страшилки насчет казармы и диктатуры, трудно не согласиться с общим, так сказать, диагнозом: ситуация 1990 — 1991 годов объективно требовала введения в стране чрезвычайных мер.
В середине июня на заседаниях Верховного Совета СССР с докладами о положении в государстве и обществе выступили председатель правительства В.Павлов, министр обороны Д.Язов, председатель КГБ В.Крючков и министр внутренних дел Б.Пуго. Павлов докладывал на открытом заседании, доступном для прессы, руководители силовых структур — на закрытом. Несмотря на сухость формулировок, содержавшихся в этих выступлениях, депутатам было совершенно понятно: ключевые персоны союзного правительства били в набат.
Т. н. «демократическая пресса» подняла гвалт, пытаясь представить доклад В.Павлова о кризисном положении в стране и требующихся мерах по его преодолению как попытку возврата к тоталитаризму, как репетицию переворота. Правда, при этом никто не озаботился вместо инсинуаций, догадок опубликовать этот доклад, чтобы каждый мог понять, чего хочет правительство. А хотело оно приступить к осуществлению неотложных мер — в том случае, если бы парламент предоставил кабинету министров соответствующие полномочия: право законодательной инициативы, право принимать решения нормативного характера при реализации экономических программ, законную возможность для организации централизованной, независимой налоговой службы по всей стране, возможность восстановить единство банковской системы, право создания единой общесоюзной службы по борьбе с организованной преступностью... Павлову в удовлетворении его справедливых просьб Верховный Совет отказал...
В докладах Язова, Крючкова и Пуго шла речь о фактах подрыва извне экономической, политической, оборонной безопасности с помощью коллаборационистов, прямых агентов и пособников внутри страны.
(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)
Реальность такова, что наше Отечество находится на грани катастрофы. То, что я буду говорить вам, мы пишем в наших документах Президенту и не скрываем существа проблем, которые мы изучаем. Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым правам всех граждан СССР, самим основам Советского государства. Если в самое ближайшее время не удастся остановить крайне опасные разрушительные процессы, то самые худшие опасения наши станут реальностью. Не только изъяны прошлого и просчеты последних лет привели к такому положению дел. Главная причина нынешней критической ситуации кроется в целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных, сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших непримиримую борьбу за власть в стране.
